Когда на болота опустилась тьма и Адесса уже не могла разобрать дорогу, она нашла место для ночлега под толстым деревом со свисающими с его ветвей пучками мха. Прислонившись к стволу, она позволила себе вздремнуть, но часть ее сознания была настороже на случай, если какая-то тварь сочтет ее легкой добычей. Сидя неподвижно, она услышала в траве шорох. Выглянув из-за завесы мха, Адесса увидела змею толщиной с ее бедро, скользящую по подлеску.
Когда змея пробилась через тростник, почуяв Адессу, то поднялась, показав целых три змеиных головы, трезубцем расходившихся от туловища. Черные языки пробовали воздух. У каждой головы был только один глаз. Когда змея бросилась вперед, три ее рта раскрылись, обнажив изогнутые клыки. Адесса приготовилась к бою. Даже трехголовая змея была просто змеей. Морасит не чувствовала страха.
Средняя голова нырнула вниз, нападая, но Адесса увернулась, и клыки вонзились в покрытый мхом ствол дерева. В следующее мгновение Адесса срубила застрявшую голову мечом, и из обрубка хлынула темная кровь. Толстое туловище двинулось вперед, поднимаясь, и две уцелевшие головы набросилась на Морасит. Женщина подняла меч над головой и резко опустила его вниз, рассекая сочленение змеиных голов. Острый клинок прошел сквозь позвоночник, и змея стала походить на разрезанную с одного конца ленту. Отсеченные головы, не понимая, что уже мертвы, продолжали попытки укусить. Адесса продолжила давить на меч, пока не добралась до сердца змеи — или одного из сердец. Змеиное тело замерло.
Адесса скривилась от отвращения, обнаружив, что вся покрыта змеиной кровью вдобавок к укусам насекомых, грязи и поту. Стоя над мертвой тушей змеи, она кинжалом содрала чешуйчатую шкуру. Змеиное мясо, даже сырое, годилось в пищу.
Жуя влажную плоть рептилии, Адесса снова уселась под деревом, отдыхая и размышляя. Она все еще ощущала внутри магию крови нерожденного младенца, увеличивавшую чувствительность и силу. Этот эффект будет длиться до тех пор, пока она не выследит и не убьет Максима.
Но она должна поддерживать организм. Она следила, что потребляет достаточно воды и еды, чтобы сохранить тело сильным. Многие годы она давала одно и то же наставление всем новичкам боевой арены. Адесса никогда не рассматривала бойцов как рабов. Она считала их своими питомцами, которых нужно дрессировать.
Теперь, сидя в темном болоте под жужжание насекомых, Адесса вспоминала сотворенных ею чемпионов и своих любовников. Когда она заканчивала их воспитание, эти мужчины становились безоговорочно преданными ей, и она могла вить из них веревки, даже отправить на боевую арену умирать. Одни были похищены еще детьми из деревень рядом с Ильдакаром, а потом сломлены, другие проданы норукайскими работорговцами или рождены от городских рабов.
Ян, ее последний чемпион и любовник, был преданным юношей, который никогда не разочаровывал ее и всегда защищал. Он был таким до тех пор, пока этот чужак Бэннон не заставил его вспомнить прошлое. Хотя Бэннон казался слабым и наивным, он сумел создать тонкие трещины в нерушимом чувстве долга Яна, что в конечном итоге обратило чемпиона против нее.
Адесса все еще не понимала, что сделала не так. Она взяла Яна к себе в постель и показала настоящую страсть, первобытное совокупление, как у диких животных. Он едва не терял сознание от удовольствия. Адесса даже проявляла нежность, иногда прижимая к себе его потное тело после того, как он получал удовлетворение, а она позволяла извергнуться своему внутреннему вулкану наслаждения. Она позволила ему зародить в ней дитя и чувствовала, как оно растет, ощущала энергию нерожденной части ее самой.
Если бы не восстание, она родила бы ребенка от Яна. Но Ян предал ее, и поэтому она убила плод. Растущая в ней невинная жизнь оказалась мощным ресурсом, и теперь в дополнение к защитным рунам на коже Адесса обладала магией крови, магией жизни нерожденного дитя, жертвой столь же великой, как пролитая на великой пирамиде кровь рабов. Как женщина она дала жизнь, а как Морасит забрала ее.
Ночные часы тянулись медленно, и она сидела, прислонившись к поросшей мхом коре дерева, ощущая пустоту в своем чреве и сравнивая ее со свежей силой своих мускулов.
Через несколько часов взошла луна, и Адесса шагнула в серебристый свет, продолжая погоню за своей добычей.
Сидя во мраке своей темницы, властительница Тора жалела, что не может снова стать статуей и позволить времени течь мимо, пока не кончится весь этот бред. Поскольку ее полукаменное тело не нуждалось в еде и питье, стражники перестали приносить пищу.
В сырой камере царила такая глубокая тишина, что Тора при желании могла расслышать мягкое движение паучьих лапок. Однажды до нее донесся шорох пробежавшей по полу крысы, исчезнувшей в какой-то дыре. Впрочем, паразитов не интересовало ее твердое тело. После исчезновения крысы она зажгла на ладони огонек и несколько часов осматривала помещение, касаясь каждого каменного блока от пола до потолка. В конце концов она обнаружила щель в камне, достаточно широкую для тощей крысы, но бесполезную для Торы.