Осечка-67

Мальвина. Как вы сказали? Уот? Сэнк ю, Сэнк ю, оф корс.

Раиса Семеновна. Ну что ты молчишь?

Мальвина. Так, пустяки, Исландия. (Тут же снова тянет руку к телефону.) Йес. Ху из спикинг? Ой, извините… одну секундочку. Ой, что я наделала? Это из Кремля. Сам, по-моему.

Все подаются назад. Керенский берет трубку.

Керенский. Да, я вас слушаю. Да, это Керенский у аппарата. Нет, я не узурпирую никакую власть. Какое Политбюро? А, ваше Политбюро? И что же? Нет, я не советую вам полагаться на милицию и внутренние войска в Петрограде. Город под нашим контролем. Какая стратегическая авиация? Какая бомба? Вы не сошли с ума?

И тут голос Брежнева вырывается из телефона, словно мы начинаем слушать вместе с Керенским.

Голос Брежнева. Нам нелегко было прийти к такому решению. Однако мы единогласно проголосовали на Политбюро о нанесении бомбового ракетного удара по городу героев. (Голос Брежнева срывается, он всхлипывает.) По городу победившего Октября, по городу Ленина… К счастью, мне тут сообщили, что в нашей державе еще осталось более ста различных городов, и мы устроим конкурс – социалистическое соревнование, победитель которого получит название Ленинград.

Слышны короткие гудки.

Входят Коган с Нетудыхатой, которые вносят новый портрет, и Коган лезет на стул. Оказывается, что это – портрет Дарвина.

Их никто не останавливает.

Немая сцена.

Раиса Семеновна. Они не посмеют…

Колобок. Они все посмеют…

Снова тишина.

Антипенко тащит портрет Брежнева и старается оттеснить Когана с портретом Дарвина в сторону.

Колобок. Надо, чтобы люди в бомбоубежища бежали.

Керенский. Если посмеют, то никто не добежит до бомбоубежища.

Все стоят и ждут.

Занавес

Картина двенадцатая

За закрытым занавесом слышен телефонный звонок. Один раз, два, три…

Занавес раскрывается.

Все ждут, пока Керенский возьмет трубку.

Керенский. Я слушаю.

Он долго молчит, слушает то, что ему говорят в трубку, и люди непроизвольно стягиваются к аппарату, чтобы услышать хоть слово.

Спасибо.

Он вешает трубку и, оборачиваясь к стене, делает знак, чтобы Коган вешал портрет Дарвина.

Стратегическая авиация отказалась уничтожить наш город. По нашим сведениям, коммунистическая партия приняла решение уйти в подполье.

Керенский проводит рукой по лбу, будто пытается собраться с мыслями.

В комнате поднимается шум. Громче всех кричит Антипенко. Он подает Когану портрет Чарльза Дарвина.

Антипенко. Да прямее, прямее! Простого дела доверить тебе, Коган, нельзя.

Керенский идет к двери.

Колобок. Вы куда, Александр Федорович?

Керенский. Побудь за меня. Я в больницу, к Зосе.

Он уходит.

Занавес