Осень

— Нет, Чэнь итай, это ваше личное дело. Подумайте еще и считайте, что я вам ничего не советовал. — Он тоже поднялся.

— Чего же еще думать? Я и сама так считаю. Если госпожа Шэнь будет недовольна и начнет за моей спиной болтать языком, — что ж, пусть себе болтает. Я не боюсь к наперекор ей пойти. — И она самодовольно ухмыльнулась. Так она кокетничала когда-то с дедом Цзюе-синя. Это вошло у нее в привычку.

Цзюе-синь нахмурился и молчал, ожидая, что она уйдет, но она снова уселась и заискивающе смотрела на него. «Что еще она скажет?» — думал он, не желая говорить и надеясь, что она уберется.

— Молодой господин, говорят, что в вашей конторе принимают вклады на текущий счет. У меня есть пятьсот юаней, я хотела бы попросить вас положить их на мое имя. Я знаю, что госпожа Ван и госпожа Чжан держат у вас свои деньги, — вежливо говорила Чэнь итай.

Цзюе-синь пробормотал что-то невнятное.

Чэнь итай поболтала еще немного, но, наконец, поднялась и с улыбкой поблагодарила Цзюе-синя:

— Большое спасибо, за внимание. Скоро я пришлю деньги.

Цзюе-синь опять что-то буркнул. Он пристально смотрел вслед Чэнь итай, которая шла вперевалку, и думал, что все это сон. Только спустя некоторое время он вздохнул: «Да-а, конец семье!» — И эта мысль повергла его в еще большее уныние.

Солнце медленно спускалось к горизонту, окрашивая макушки деревьев в золото. Во внутреннем дворике было еще совсем светло. Кусты индийской розы и хризантемы были в полном цвету. Цикады, замолкнувшие было на мгновение, снова лениво застрекотали в ветвях деревьев. У колодца, напевая модную песенку, стоял повар, достававший воду ведром, привязанным к концу бамбукового шеста.

Цзюе-синь смотрел в окно отсутствующим взглядом — так далеко все это было от него. В его сердце не было места ни цветам, ни солнцу, ни песням. В нем были только беспросветный мрак и угрызения совести.

Но вдруг до слуха его донеслись голоса беседующих девушек.

— Правда, в доме никого не осталось, кого бы я могла уважать. Хуан-ма говорит, что с каждым днем становится все хуже. А ведь она умнее всех нас. — Это говорила Ци-ся.

— Ты поосторожнее. Скажи еще спасибо, что молодой барин не вернулся, — откликнулась Цуй-хуанв. Цзюе-синь опустил голову.

— Это не страшно, он добр к людям — никогда не ругал нас, — успокоила ее Ци-ся.

— Знаю. Он лучше всех в доме, но и мучается больше всех, — тихо сказала Цуй-хуань.

— Очень ему не повезло в жизни. Мало того что жена умерла, так еще и двух детей бог прибрал. Чего же тут удивляться, если он ходит всегда грустный, печальный, — поддержала ее Ци-ся.

Затаив дыхание, Цзюе-синь слушал разговор служанок, стоявших прямо у него под окном.

— Почему же Шу-хуа еще не вернулась? Подожди их здесь, а я пойду нарву цветов, — сказала Цуй-хуань.

Дальнейшего разговора Цзюе-синь не расслышал. Но вскоре звонкий голосок опять приковал его внимание. Говорила Цуй-хуань:

— Шу-ин часто говорила, что молодой барин ко всем хорошо относится, только люди платят ему злом. Как какая неприятность в доме, так все на него валится. Я когда пришла, то целый год почти не видела, чтобы он улыбался. Сама небось видела, что четвертая госпожа, пятая госпожа, Чэнь итай всегда веселые. Непонятно, почему это небо так несправедливо! Даже его молодую барыню — на что уж умница была! — и ту отняло у него. — В голосе Цуй-хуань Цзюе-синь мог различить и грусть, и возмущение, и сочувствие.

— Ладно, хватит. А то еще кто-нибудь услышит, опять накличешь на себя беду, — остановила ее Ци-ся.

Цуй-хуань рассмеялась.

— Только что я тебе велела быть осторожной, а теперь ты советуешь мне то же самое. Ну ладно, не буду. Пойдем посмотрим, не вернулись ли хозяйки.

Ци-ся ничего не ответила, и обе девушки ушли в сад.

Цзюе-синь медленно поднял голову. На душе стало легче; казалось, капли освежающей росы попали на зачерствевшее было сердце, и оно тихо, ритмично забилось. Боль еще оставалась, но уже появилось другое смешанное чувство благодарности, радости и успокоения. Мрак постепенно рассеивался. Невольно он улыбнулся. Улыбка была, правда, невеселой, но все же несколько разогнала грусть. Он протянулся, намереваясь пойти в сад, чтобы собраться с мыслями на свежем воздухе, ему предстояло обдумать очень многое.

Он уже направился к дверям, как вдруг шевельнулись портьеры и в комнату скользнула фигура еще одной посетительницы — той, которую ему сейчас хотелось бы видеть меньше всех.

Это была госпожа Шэнь. Не успев войти, она спросила в упор:

— Чэнь итай была здесь?

— Угу, — с безнадежностью буркнул Цзюе-синь, чувствуя, что в сад пойти уже не придется, и, примирившись с неизбежностью, усадил тетку, после чего уселся сам.

— Конечно, она обсуждала с тобой вопрос об усыновлении? — спросила, словно вела допрос, госпожа Шэнь.

— Я ей ничего не сказал, говорила она сама, — холодно пояснил Цзюе-синь, думая о другом.

— Ну и что она? Берет седьмого внука? — выжидающе уставилась на него широко раскрытыми глазами госпожа Шэнь.

— Кажется, шестого. Дядя Кэ-мин не хочет отдавать ей седьмого. — Этот разговор уже начинал надоедать Цзюе-синю.