Осень

Вся эта новая обстановка была приобретена усилиями молодых людей в течение последних дней. Каждая вещь говорила о горячих, отважных, преданных делу, широких (не эгоистичных) натурах, об их творческом подъеме. Все здесь напоминало идеальную семью, где царят согласие и дружба. Их связывали одни убеждения; и, соответственно этому, то, что было в душе у каждого, то, что было наиболее важно, наиболее дорого для него, — все это одновременно принадлежало и остальным; поэтому они могли смотреть прямо в лицо друг другу. Не было места ни отчужденности, ни зависти: ощущение того, что все трудятся для одной и той же цели, никогда не покидало Цзюе-миня, всегда доставляя ему глубокую радость. Этот день также не был исключением: обычная радость вскоре разогнала кратковременное недовольство, и к этой радости примешивались подъем, удовлетворение и ожидание чего-то лучшего. Сегодня был торжественный день, можно сказать, день вознаграждений за их труд. Они, которые не покладая рук трудились на своей ниве два года, сегодня могли радоваться урожаю.

Пришла Чэн Цзянь-бин; лицо ее, казалось, излучало свет весеннего утра. Бодрым шагом войдя в комнату, она, улыбаясь, похвалила их:

— Здорово устроились! А я уж было испугалась, что у вас не получится. — Тут она заметила Цзюе-миня: — Цзюе-минь, а почему Цинь не пришла?

— Она еще не совсем здорова, мать ее не пускает, — ответил Цзюе-минь, уже полностью избавившийся от чувства неудовольствия, приветствуя девушку дружелюбной улыбкой.

Чжан Хуань-жу спрыгнул с табуретки, оглядел портреты на стенах и повернулся к Чэн Цзянь-бин.

— Цзянь-бин, что же ты не приходила помогать целых два дня? Мы по горло заняты, а ты скрываешься. Придется наказать тебя, — шутя выговаривал он девушке.

— Очень много дел было дома, да еще бабушка болеет. По вечерам никак не могла выбраться, — чувствуя себя виноватой, оправдывалась Цзянь-бин. Переведя взгляд на широкоскулое, с выдающимся вперед подбородком лицо Чжан Хой-жу, она улыбнулась:

— А я позавчера выходила на улицу, проходила мимо твоей мастерской. Заглянула и вижу: ты в желтом халате сидишь на скамейке, склонился над столиком и что-то шьешь. Ты чуть не носом уткнулся в материю и не видел меня. Совсем как ученик портного! Только одет немного не так. Свой желтый халат ты лучше сними. Я хотела с тобой поговорить, да побоялась, что тебе неудобно будет. — Она коротко рассмеялась и закончила: — Я подумала, что твой хозяин, пожалуй, будет приставать к тебе с расспросами, и тихонечко ушла. А то бы я попросила у тебя отпуск.

Все рассмеялись. Чжан Хой-жу, стараясь сохранить серьезность, переспросил:

— Попросила бы отпуск? Ты чересчур вежлива стала. Хуань-жу только пошутил, а ты уж наговорила с целый короб. Никто обвинять тебя не будет. А если уж говорить об отпуске, то я сегодня сам у своего хозяина отпросился. У меня в последнее время что-то с глазами плохо, а то разве я тебя не заметил бы? Придется подобрать очки.

— Хой-жу, а когда же я посмотрю, как ты шьешь? — неожиданно обратился к нему Цзюе-минь. Он не шутил, в голосе его, скорее, звучало уважение, так как ему действительно хотелось увидеть, насколько старательно Чжан Хой-жу осуществляет свою идею.

— Ничего интересного, это же не кино, — добродушно рассмеялся тот и небрежно протянул Цзюе-миню левую руку. — Смотри, у меня рука, не такая, как у вас.

Все вытянули шею и увидели на первых трех пальцах многочисленные следы уколов.

— Больно? — нахмурившись, негромко спросила Чэн Цзянь-бин.

— Теперь не больно, — спокойно ответил Чжан Хой-жу. — Слаб я еще в своем ремесле. — И, желая привлечь внимание к своему брату, добавил: — Хорошо что Хуань-жу не начал еще учиться на цирюльника. А то пришлось бы кому-нибудь из нас ходить с порезанной головой.

— Ерунда! Хочешь, сейчас побрею тебя, даже не учившись, — смеясь, защищался Чжан Хуань-жу.

Фан Цзи-шунь положил кисть и вышел из своей комнатки.

— Что же это Чэнь-чи и Ван-юна еще нет? — с досадой спросил он. — Боюсь, что юбилейный номер еще не напечатан. — Заметив Чэн Цзянь-бин, Фан Цзи-шунь поздоровался с ней.

— Зря беспокоишься. Я вчера к вечеру заходил туда, видел уже первую страницу. Не может быть, чтобы не был готов сегодня, — успокоил его Чжан Хуань-жу, которому излишние опасения Фан Цзи-шуня казались необоснованными.

— А Чэнь-чи всегда приходит поздно. Сегодня к тому же они с Ван-юном договорились пойти в типографию. Конечно, сейчас его нечего ждать, ведь еще одиннадцати нет, — вставил Хуан Цунь-жэнь.

— Тогда не будем терять времени на разговоры. Давайте быстрее за работу, — улыбаясь, поторопил их Фан Цзи-шунь, — остальные понемногу подойдут. Твой доклад готов? — обратился он к Чжан Хуань-жу.

— Вчера полночи не спал, зато в один присест написал, — ответил Чжан Хуань-жу. Его круглые глазки, сходящиеся к приплюснутому носу, сверкали от удовольствия. — Только нужно поработать над стилем. — Он поднялся и прошел в маленькую комнатку.

— Цзюе-минь, ну-ка, помоги нам вытащить стол. Вот сюда. — И Хуан Цунь-жэнь показал на пустое место у дверей. — Здесь удобно регистрировать присутствующих.