Осень ацтека

Итак, я стоял там, где некогда находилось Истинное Сердце Сего Мира, сжимая топаз, принадлежавший моему покойному отцу, с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Гневно сверкая глазами, я требовал у дяди и матери предпринять что-нибудь, дабы отомстить за смерть Микстли. Моя мать лишь горестно всхлипнула. Миксцин же посмотрел на меня хоть и сочувственно, но не без скептицизма и саркастически поинтересовался:

— И что же, по-твоему, мы должны сделать, Тенамакстли? Поджечь этот город? Так ведь камни, знаешь ли, плохо горят. И нас всего трое. Вспомни: весь могущественный народ мешикатль не смог выстоять против этих белых людей. Ну же, племянник, говори! Чего ты ждёшь от нас?

— Я... я...

Поначалу я не мог найти слов, но потом мне удалось собраться с мыслями.

— Мешикатль оказались захваченными врасплох, ибо в их край вторглись люди, о существовании которых они даже не подозревали. Именно внезапность, неожиданность нападения и растерянность, которую это вторжение за собой повлекло, и привели к падению Теночтитлана. Мешикатль не знали ни о возможностях белых людей, ни об их алчности, коварстве и жажде завоеваний. Но теперь это известно всему Сему Миру. Единственное, чего мы пока не знаем, так это в чём состоит слабость этих самых испанцев. Должно же быть у них уязвимое место, нанеся удар в которое, можно выпустить им потроха.

Миксцин сделал широкий жест, словно обводя рукой огромный город вокруг нас, и сказал:

— Где оно, это уязвимое место? Покажи мне его, и я с радостью помогу тебе выпускать чужеземцам кишки. Мы с тобой вдвоём выпотрошим всю Новую Испанию, а?

— Пожалуйста, дядя, не смейся надо мной. Разве это не ты в одном из своих стихотворений писал: «Никогда не прощай... сможешь ты бросок совершить и врага задушить»? У этих испанцев, как и у всех остальных людей на свете, наверняка есть уязвимое место. Его нужно только найти.

— Где же, интересно, ты его найдёшь, племянник? За последние десять лет ни один человек ни из одного из побеждённых ими народов не смог отыскать в испанской броне ни единой трещины. И как же собираешься сделать это ты?

— У меня, по крайней мере, есть в стане наших врагов знакомый. Он называет себя нотариусом, и он приглашал меня заходить побеседовать в любое подходящее время. Может быть, мне удастся услышать от него какой-нибудь полезный намёк...

— Ну так сходи. Поговори. Мы подождём тебя здесь.

— Нет-нет, — возразил я. — Чтобы узнать что-то по-настоящему полезное, мне потребуется втереться к нему в доверие, а на это уйдёт время. Прошу тебя, и как дядю, и как юй-текутли: разреши мне остаться здесь, в этом городе, на такой срок, какой потребуется.

— Аййа, оуфйа, — тихо простонала мать.

Дядя Миксцин задумчиво потёр подбородок.

— Разрешить дело нехитрое, — промолвил он, поразмыслив, — но где ты будешь жить? На что? Какао-бобы из наших кошельков в ходу только на местных рынках. Для любых других покупок или платежей, как мне сказали, нужны совсем иные штуковины, называемые монетами. Это особой формы кусочки золота, серебра или меди. У тебя их нет, и у меня тоже. Взять мне эти монеты негде, так что дать их тебе я не могу.

— Я постараюсь найти себе какую-нибудь работу, чтобы за неё платили. Попрошу того нотариуса, может быть, он мне в этом поможет. А ещё — помнишь? — тлатокапили Тототль сказал, что двое его разведчиков из Тепица решили остаться в Мехико. У них, должно быть, уже есть кров, и, возможно, они согласятся разделить его с бывшим соседом.

— Да, — кивнул Миксцин. — Я помню. Тототль назвал мне их имена. Недтлин и его жена Ситлали. Ну что ж, если ты сможешь найти их...

— Значит, ты разрешаешь мне остаться?

— Но, Тенамакстли, — попыталась возразить моя мать. — А что, если тебе придётся принять образ жизни и обычаи белых людей?

— Маловероятно, тене, — хмыкнул я. — Мне здесь предстоит уподобиться червяку, выедающему изнутри плод койакапули. Он может изгрызть весь плод, но сам во фрукт не превратится.

Мы осведомились у прохожих, где тут можно переночевать, и один из них направил нас к Дому Почтека: там обычно встречались, заключали сделки и складировали товары странствующие торговцы. Однако у дверей нас встретил управляющий, который заявил хоть и извиняющимся тоном, но твёрдо:

— Мне очень жаль, но помещения здесь предназначены только для почтека. Каковыми вы, судя по полному отсутствию тюков, узлов и вообще какой-либо поклажи, отнюдь не являетесь.

— Неужели у вас не найдётся места, чтобы переночевать трём путникам? — проворчал дядя Миксцин.

— Дело в том, — пояснил управляющий, — что это в прежние времена Дом Почтека размерами и великолепием не уступал многим дворцам. Увы, во время осады города старое здание, подобно многим другим, было полностью разрушено, а то, что построили взамен, не идёт с ним ни в какое сравнение. Там нет комнат для путников.

— Но где же, в таком случае, в этом столь гостеприимном городе может найти приют странник, не имеющий здесь ни друзей, ни знакомых?