Осень и Ветер (СИ)

— Очень умно — отвечать вопросом на вопрос, Осень, но я понял. Извини. — Он усмехается, и я буквально плавлюсь в тембре его голоса. — Ну раз уж я был твоим мужчиной на эту ночь, то утоли мое любопытство — был ли я чертовски хорош?

— Ты был великолепен, Ветер!

— Ащщщ, детка, у меня случился моральный оргазм.

Пять десять утра, но я ни за что не отпущу его еще хотя бы пять минут.

— У меня сегодня две операции, Осень, — через пару минут говорит Ветер. — Если я не высплюсь…

Мне становится так ужасно стыдно за свой эгоизм, что я изо всей силы прикусываю щеку изнутри. Я должна была об это подумать, должна была вспомнить, что его работа кардинально отличается от моей хотя бы жестким графиком.

— Прости, — пытаюсь извиниться я, но на самом деле мне ни капельки не жаль. Единственное, о чем я сожалею, так что это время нельзя растянуть, словно жвачку, и превратить минуты в часы. Даже не сомневаюсь, мы бы нашли еще миллион тем для разговоров.

— Никогда не извиняйся, Осень, — немного строго, как будто еще не решил, имеет ли право меня отчитывать, говорить Ветер. — Если бы я не хотел с тобой общаться или думал, что эта ночь как-то пагубно скажется на моей работе, поверь, я бы дал тебе знать. Сожалею, детка, но ты по уши вляпалась в циника и грубияна.

Я подавляю нервный смешок, потому что этот «грубиян», невзирая на обилие нецензурных словечек в его лексиконе, непостижимым образом все равно самый приятный собеседник из всех, что у меня были даже не знаю за сколько лет. Наверное, все дело в том, что, не видя лиц и имен нам проще быть самими собой.

Мы не даем друг другу обещаний созвониться: просто желаем спокойной ночи.

Я медленно встаю с пола, мою чашку и все время погладываю на почти разряженный телефон. В душе остается странный осадок незаконченности разговора, но это даже к лучшему. У нас есть повод поговорить снова.

Я долго валяюсь в кровати без сна, перебирая в памяти наши шутки, пытаясь, насколько это возможно, в самых мелких деталях воскресить его голос. Надо признать: он мне и правда безумно нравится.

У меня есть всего пара часов на сон, потому что я давно не могу позволить себе роскошь плевать на распорядок дня и валяться в постели до обеда. В девять у меня йога в студии, до которой добираться полчаса. Потом я заезжаю на час в клуб, справиться, как дела, потом встреча с Дани, потом Маришкины уроки плаванья и английский. Я забиваю свою жизнь до отказа, и наслаждаюсь тем, что каждый час каждого дня круглый год я так или иначе развиваюсь.

Когда я приезжаю в клуб, на меня, словно снег на голову, сваливается Ян. Он сидит за стойкой и лениво потягивает сок. Хочу разозлиться, потому что это против правил: «Меланхолия» закрыта до шести вечера и днем вход запрещен всем, кроме персонала. Сразу после того, как я избавлюсь от Яна, я так же избавлюсь и от человека, который его сюда впустил.

Увидев меня, Буланов-младший поднимается и берет со стойки букет, размером со школьный глобус. Каких только экзотических цветов туда не натыкано. Некоторые я вообще впервые вижу.

— Попытка номер два, — миролюбиво говорит Ян, и когда я беру букет, наши пальцы на миг соприкасаются.

Я почти жду того самого волшебного разряда, яркой искры, которая даст подсказку, стоит ли вообще начинать, но ничего не происходит. Хотя сегодня, при свете дня, когда лицо Яна не искажено софитами и лазерами, я отчетливо вижу, как он невероятно хорош собой. Нордическая красота, так, кажется, называется такой тип внешности. Только кожа чуть смуглее, чем нужно.

— Спасибо, — благодарю за букет и тут же передаю его официантке. — Я думала, мы все выяснили еще не попытке номер один.

Он спокойно улыбается, напрочь игнорируя мой раздраженный тон. Да, я привыкла, что последнее слово должно оставаться за мной. Жизнь научила, что вовремя не поставленная точка может превратиться в сулящее неприятности многоточие.

— Может, выйдем? — предлагает Ян, взглядом давая понять, что предпочитает говорить наедине.

Я не возражаю: выяснять отношения перед сотрудниками — последнее дело. Но вместо улицы предлагаю переместиться в мой кабинет. Спрашиваю, хочет ли он выпить что-то покрепче сока, но Ян отказывается, ссылаясь на то, что за рулем. Но тут же озвучивает альтернативу в качестве чая с имбирем.

Букет уже стоит на моем столе, и я зачем-то веду носом над цветами, пытаясь уловить аромат. Ничего, разве что похожий на синтетический аромат зелени.

Ян не дает мне обойти стол — загораживает путь и все-таки кладет руку мне на локоть. Поглаживает так, что и придраться не к чему: почти по-дружески, хоты его большой палец осторожно гладит кожу поверх свитера. Буланов не тушуется, когда я выразительно поглядываю на его движения.

— Ева, я не хочу, чтобы ты была женщиной на один раз, — заявляет он со спокойной уверенностью давно взвесившего все «за» и «против» мужчины. — Возможно, я был слишком груб и настойчив, но это издержки мира, в котором мы с тобой существуем. Сама же понимаешь: иногда только нахрапом и можно чего-то добиться.