Осень и Ветер (СИ)

Совсем из ума выжил — разговариваю сам с собой. Вот поэтому я вовремя притормозил. Нужно остыть, нужно вынырнуть из этой женщины, привести в порядок мысли и личную жизнь — и, возможно, когда-нибудь позвонить ей уже с остывшей головой и полным пофигизмом.

— Твоя бывшая, а? — спрашивает Вероника, когда мы оказываемся в зале. — Переболело, но не перегорело?

— Вот только не надо лезть ко мне с этой глянцевой психологией, — отвечаю я, не утруждая себя вежливостью. Мавр — в данном случае эта канарейка — сделал свое дело, и от мавра самое время избавиться. — Спасибо, что подыграла.

Я замечаю отца почти сразу: он всегда и везде в центре внимания. У меня есть теория о том, что у богатых, очень богатых людей появляется свой личный запах бабла. И все, кто хочет вложиться в их успех, тут же на него ведутся. Мой отец — яркий представитель своего вида.

— Может, выпьем? — предлагает моя спутница, и я уверенно снимаю с себя ее руку.

— Прости, я здесь не для того, чтобы напиваться. Развлекайся.

Последнее, что я замечаю, прежде, чем отвернуться — ее недовольный взгляд. Да и пофигу.

Отец замечает меня и даже раздумывает пить из бокала, который как раз поднес к губам. Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, а потом он милостиво машет мне рукой. Словно, блин, я собачонка.

Да пошло оно все это затасканное до дыр, вонючее «деньги к деньгам, семья к семье».

Я медленно и выразительно показываю ему средний палец. Да, я взрослый мужик, но сейчас это даже не просто непристойный жест, это мой знак протеста их играм в «делай бабло из воздуха, разводи кроликов». Мы оба знаем, что я родился не для этой жизни, что я привычен к запаху крови и кишок, а не к ароматам богемы. Потому что богема воняет куда хуже, чем замазанные дезодорантом потные подмышки. И я тут задыхаюсь.

Глава одиннадцатая: Ветер

— Ты все-таки пришел, — говорит мать, выныривая из толпы.

Она у меня настоящая красавица даже в свои годы. И я ее люблю несмотря ни на что. Несмотря на то, что она никогда не любила меня. Ее любимчик давно лежит в могиле, и она будет оплакивать его до конца своих дней. Его — наркомана и бездельника. Интересно, если завтра я обдолблюсь до состояния «выйду полетать в окно, ведь я хренов Икар!» — она прольет хоть пол стакана слез?

— Привет, мам. — Я целую ее в щеку, протягиваю маленькую коробочку. — С Днем рождения.

Она даже не трудится заглянуть внутрь, просто сжимает в кулаке и оценивает меня взглядом. Наверняка недовольна тем, что на мне костюм из обычного магазина, а не какой-нибудь Том Форд или Армани. И тот, и другой у меня есть, но, если бы я заявился в таком виде, это означало бы одно — я принял правила игры.

— Ты виделся с Лейлой. — Она не спрашивает, она утверждает.

Засовываю ладони в карманы пиджака и молча жду продолжения.

— Ты знаешь, что она мне никогда не нравилась.

Это правда.

— Так и будешь отмалчиваться? — наконец, сдается мать.

— Просто хотел услышать вывод или хотя бы напутствие на пути к добровольному самосожжению на благо семьи.

— Ты совершенно не меняешься.

— А ты все такая же молодая красотка, — улыбаюсь я. — Постоянство, мать его!

— Я думаю, — она показывает взглядом куда-то мне за спину, — Джана более подходящий вариант.

Даже не собираюсь смотреть.

— У ее отца нефть или золото? — Становится почти смешно. — Или оружие и кокаин?

— Перспектива стать министром. Хороший вариант, и девочка очень положительная: чтит традиции.

«Чтит традиции» — это значит, что она напоказ ходит в мечеть каждый день. Сейчас это модно.

— Рад был тебя повидать, мам. Можешь выкинуть это дерьмо, — киваю на свой подарок, который она все так же без интереса перекладывает из руки в руку. — Будущий министр наверняка подарил что-то покруче.

Разворачиваюсь на каблуках, на ходу сдергивая галстук.

Мои десять минут вежливости закончились.

Я выхожу в коридор, и натыкаюсь на Адину — лучшую подружку Лейлы. Она даже рот приоткрывает от удивления. Я усмехаюсь, вспоминая, при каких обстоятельствах мы виделись в последний раз. Лейла мне изменила, а я в отместку трахнул ее подружку. Ту, с которой она тусит всегда и везде.

— Что ты тут делаешь? — густо краснеет Адина.

— Тебя ищу, — вру и хватаю ее за руку. Это же гостиница, тут должно быть куча закоулков, вот в одном из них я ее и трахну во второй раз.

— Наиль, подожди… — вяло сопротивляется моя жертва.

Останавливаюсь и вопросительно смотрю на нее.

— Я… Послушай, Лейла ничего не знает, и я не хочу…

Ее попытки казаться правильной просто смехотворны, особенно после того, как Адина мне отсосала по собственной инициативе. Еще тогда знал — видел — как она на меня смотрит. Только и ждала повода раздвинуть ноги. Ну ок, кто я такой, чтобы осуждать?

— Мы не должны повторять это снова. Так неправильно. Лейла здесь.

— Ты определись, в чем конкретно загвоздка: в твоем фальшивом чувстве вины или в том, что подружка может застукать тебя, трахающейся с ее бывшим.

Я циник. Нет, я хуже — я циник-одиночка, которому принципиально пофигу на всех женщин.