Осень и Ветер

Она, конечно, может. Не в моих правилах считать чужие деньги, но подозреваю, ее дорогих украшений и прочих безделушек, если их продать, хватить как минимум на часть суммы. Но ведь это Ника: куда же она без бриллианта на пальце и сережек с изумрудами?

— Выкупить? И сколько времени у меня есть?

— Времени? Речь идет о днях, Ника. Или я продам свою часть кому-то другому.

— Ты не можешь быть такой сукой.

— Могу, Ника. И буду. И раз уж разговор, как я понимаю, себя исчерпал, послушай вот что. Ты всегда будешь моей сестрой, потому что так уж сложилось. Я даже смогу простить тебя, когда-нибудь, потому что вечность обижаются только очень глупые люди. Но с сегодняшнего дня забудь о том, что у тебя есть беспроцентный одалживатель денег. Я больше не собираюсь потакать твоим глупостям. Живи так, как считаешь нужным — разве не об этом ты мечтала всю жизнь? Если захочешь разделить радость — ты знаешь, где меня найти. А в остальных случаях, пожалуйста, не беспокой свою суку-сестру по пустякам.

Она смотрит на меня во все глаза, и испуг в ее взгляде неприятно щекочет нервы. Два года назад я бы не смогла вот так: жестко и одним махом, без оглядки на родную кровь. А сейчас я знаю, что совершаю правильный поступок, и мне не в чем будет себя упрекнуть на старости лет. Даже если сегодня я в последний раз вижу свою сестру — так тому и быть.

— Ева, так нельзя… — еще пытается задержать меня Ника, но я уже поднимаюсь и бережно укладываю плед на сиденье кресла.

— Хорошего дня, Ника.

Я готовилась к этому разговору и предполагала, что будет больно. Но сейчас чувствую себя человеком, который скинул с плеч тяжеленую ношу. И мне даже не пришлось договариваться со своей совестью.

Эпилог

Год спустя

— Поможешь мне? — протягиваю Наилю платок.

— Евы, ты же знаешь, что это совсем не обязательно, — говорит муж, улыбаясь со слегка растерянным видом.

— Знаю и делаю это потому что хочу. А ты снова и снов говоришь, что в этом нет необходимости.

— Становлюсь предсказуемым, — бормочет с деланым сожалением этот невыносимо упрямый мужчина и все-таки осторожно завязывает платок на моей голове. — Если так пойдет и дальше, придется записываться на курсы стриптиза. Ну, или разучивать рецепт шоколадного печенья. Совсем разучился тебя удивлять.

Я поворачиваюсь к зеркалу и прикрываю рот ладонью, чтобы не выдать смех, но Наиль у меня за спиной качает головой, разводит руками и одними губами говорит: «Да, не научился я эту штуку завязывать».

Поправляю платок так, чтобы выглядело пристойно.

Сегодня день рождения его матери. Там будут все их родственники и я знаю, что Карине будет приятно, если я появлюсь там в платке. Это не обязанность — никто и никогда не принуждал меня к таким традиционным вещам, но я делаю их просто потому, что хочу и могу. Для меня это ничего не стоит, а ей приятно и важно. И даже мой упрямый Ветер, пусть и не признается в открытую, даже слегка задирает нос, когда я появляюсь на подобных мероприятиях вот такой: за мужем, тихая и счастливая, какой и должна быть любящая жена. Страсти в нашей жизни предостаточно и бушует она, к нашему взаимному удовольствию, в стенах спальни.

— Понятия не имею, как ты ее усмирила, — все еще не понимает Наиль, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в шею.

Морщусь от щекотки и, поворачиваясь, обнимаю его за шею, наслаждаясь тем, что в отражении его глаз вижу себя: самую счастливую женщину на свете.

— У двух мудрых женщин всегда найдется повод выпить кофе с рогаликами и поболтать, — улыбаюсь ему в губы.

Он не подает виду, но в последнее время и в их с Кариной отношениях наметился прогресс. А всего-то стоило пару раз попросить его забрать Хабиби от бабушки. Не знаю, о чем они говорили и считаю, что это дело только матери и ее сына, поэтому довольствуюсь их весьма неуклюжими попытками наладить контакт. Всему свое время, по одному шагу за раз — и можно преодолеть любой путь, даже через моря и горы.

Хабиби протискивается между нами и требовательно тащит отца за рукав пиджака. Наиль сразу берет ее на руки и, посмеиваясь, вытирает со щек остатки шоколада: пока Люба намазывала одно печенье шоколадным маслом, наш Сквознячок стащила всю банку. Даже в этом она вся в отца: хочу — и беру, и пусть земля перестанет вертеться, если кому-то это не по душе. Кажется, я сама начинаю приобщаться к этой Садировской философии, тем более, что она никак не вредит окружающим.

— Красивая, — лепечет дочка, пытаясь ткнуть меня пальцем то ли в щеку, то ли в глаз.

Ветер вовремя отводит ее ручку, и добавляет:

— Самая красивая.

Я достаю телефон и, хитро улыбаясь, пишу ему сообщение. Не важно, что мы стоим рядом друг с другом — это уже давно стало ежедневным ритуалом нашей жизни.

«Загляни в правый карман, Ветер», — пишу ему.

Он немного хмурится, удивленный, но послушно исполняет просьбу.

Достает небольшую открытку с аистом, внутри которой нарисованные мною две красные полоски.

— А еще врач, называется, — подшучиваю я, пока мой мужчина пытается сообразить, что к чему.

Кажется, как говорит Люба, пришла пора покупать новые ведра.