Осень и Ветер

Беру паузу, чтобы окунуться в прошлое и вижу себя с округлившимся животом, в кабинете дежурного врача. Со слезами на глазах умоляю отпустить меня домой хотя бы на выходные, ведь завтра должен вернуться мой муж, и я хочу сделать ему сюрприз. Несу какой-то бред про то, что встреча с любимым точно позитивно скажется на моей «повышенном тонусе», из-за которого, по настоянию Андрея, меня уже почти три недели держат на сохранении. До родов чуть больше двух месяцев, но со мной все носятся, словно с расписной вазой. С трудом, но доктор соглашается, правда только через мое клятвенное обещание при первых же признаках плохого самочувствия вернуться в больницу даже посреди ночи. И вот я уже сижу в такси, мысленно составляя длинный перечень блюд, которыми порадую Андрюшку: месяц в разъездах, шутка ли. Лифт, как всегда, не работает, и я, черепашьим ходом, маленькими шажками поднимаюсь на седьмой этаж. Захожу, вешаю ключи на крючок… и вдруг слышу шорох. И голоса. И стоны. Первая мысль: может быть, Вероника завалилась в гости без разрешения? Она это любит, особенно когда у нее на пике новый роман. Без задней мысли иду к двери в спальню, чтобы поплотнее ее прикрыть — не вламываться же туда, когда там в разгаре все «веселье». Но ладонь так и замирает над ручкой, когда я ясно слышу голос Андрея: «Раком, Светик, хочу тебя раком». Возня, вздохи, шорох простыней: они у меня в идеальном состоянии, накрахмаленные и выглаженные, что говорится, до хруста. Помню, что до последнего боролась с желанием не открывать дверь, не видеть. Даже мелькнула мысль потихоньку накинуть пальто и вернуться в больницу. Ведь тогда я смогла бы сделать вид, что ничего не случилось. И жизнь шла бы своим чередом.

Моргаю, и последнее, что всплывает перед мысленным взором — собственные дрожащие пальцы, медленно толкающие дверь вперед.

— Я слышал, ты администратор в каком-то кафе, — говорит Андрей, разглядывая меня до пояса — все, что видно над столом.

— Тебя не верно информировали: я владелец ночного клуба.

— Всегда знал, что в тебе есть предпринимательская жилка.

— Не лги, ты никогда не верил, что я способна на что-то большее, чем приготовление курицы сотней разных способов. — Слова звучат зло, но лишь потому, что они правдивы. И потому, что стоя по ту сторону входной двери, я дала себе обещание не щадить этого человека, как он не пощадил ни меня, ни нашего ребенка.

— Ты стала циничной, — отмечает он.

— Жаль, что так поздно обзавелась этим чудесным качеством.

Я делаю паузу, потому что официантка как раз приносит мой чай и закрытый бумажный пакетик.

— Как вы любите, — говорит она, лишний раз напоминая, почему я так люблю бывать здесь днем. В пакете их фирменные мини-рулетики: Маришка их очень любит. После того, как я пару раз попросила завернуть сладости для моей маленькой дочки (увы, их готовят маленькими порциями и не включат в меню), теперь все мои заказы неизменно приносят только вот так. Я даже знаю, что рулетиков внутри не два, а четыре.

— Большое спасибо, — благодарю искренней улыбкой. Мои чаевые будут щедрыми: уж мне-то не знать, чего на самом деле стоит хороший и внимательный официант.

Андрей молча наблюдает за сценой, лишь изредка зачем-то выразительно постукивает ложечкой по стенкам чашки, делая вид, что размешивает остатки кофе. Ну или что он так глотает такими лошадиными дозами.

— Можно мне горячий шоколад с собой? — останавливаю официантку. — Среднюю порцию. И, если можно, положите только белые зефирки.

— Для маленькой Королевы фей? — улыбается девушка.

— Для нее, — охотно улыбаюсь в ответ. — Примерно, через минут пятнадцать.

Маришка будет в восторге.

— Разве ей уже можно сладости? — спрашивает Андрей с некоторым намеком на свое право высказать «фе» по этому поводу.

Теперь я даже не пытаюсь сдерживаться, потому что одно дело добиваться встречи со мной, и совсем другое — подвергать сомнению мои поступки в отношении дочери. Дочери, которую он ни разу не видел.

— Прости, что? — Я издаю злой смешок. — Ты сейчас серьезно? В самом деле?

— Не ерничай, — вяло защищается он.

— Рада слышать, что ты не растерял свой словарный запас, но, знаешь, больше он на меня не действует. И если бы ты хоть немного интересовался своим ребенком, то знал бы, что четырехлетних детей уже можно баловать шоколадом и сладостями.

Он кривится, как будто получил беспочвенный укор.

— Я просто уточнил.

— Не вешай мне лапшу на уши, Андрей. Я была два года твоей девушкой и три года — женой. Я знаю все, что ты собираешься сказать до того, как ты откроешь рот. С какой бы целью ты ни явился, имей в виду: еще хоть раз скажешь что-то таким тоном — и на этом наше общение закончиться. А теперь, пожалуйста, сделай одолжение — спровоцируй меня, потому что эта не вызывает ничего, кроме изжоги.

Он смотрит на меня так, словно я вдруг заговорила на языке племени поюче. Почти смешно, ей богу. И все это какой-то фарс от начала и до конца, но прежде, чем уйти, я должна выяснить причину, чего ради Андрей снова прется грязными ногами в мою идеальную жизнь.