Осень матриарха(СИ)

Как ни удивительно, пылкая и безрассудная воительница в тот вечер и ту ночь на самом деле умерла. Родилась заново и расцвела моя вторая ипостась - священной жрицы Тергов.

XVI. СЛЕПОЙ СТРЕЛОК ИЗ ЛУКА. Начало

Ранняя весна в Рутене похожа на позднюю осень. Прошлогодняя подмокшая трава, не набухло ни одной почки, хотя сирень на солнцепёке уже начинает приоткрывать набухшие веки бутонов. Сонный старый пёс рядом с нею похож на груду прошлогодней листвы, которую дворники забыли сгрести в чёрный пластиковый мешок. Всю зиму - и, как говорила Татьяна, несчётное множество прошлых сезонов - его пытались обиходить, пригреть, но так и не смогли, как не захотели мучиться, состригать войлочные косицы, что остались от прошлых линек. Кобель-растафарианец огрызался и хватал за руки и инструмент: что есть, то моё, не трожь. Теперь на его шкуру падал мокрый снег пополам с дождём. Рутен не знает истинных времён года, кругом знаки скучной смерти и разрухи...

Поздняя осень в Эро ударяет по степи и человеку со всей искренностью. Однажды ветер резко меняет направление - от моря начинает дуть к морю, а поскольку солёная вода здесь охватывает три стороны света, пролетает Сухую Степь насквозь, должно быть, закручиваясь в воронку где-то посредине. Малоснежный, оснащённый жёсткими иглами или крупой, ветер несётся почти вровень с землёй, загоняет людей в шатры, овец - в тесные зимние кошары, забивает крупицами льда выгоревшую степную шевелюру. Волосы Джена были родом из здешней зимы, глаза тоже. Вспоминалось его лицо давно уже без боли и горечи: в тот миг, когда, уже на пределе нездешней красоты, выпрямился и кивнул своей смерти, танцующей на стальном острие.

Я повторяюсь. Так думала Та-Циан, встав очень ранним утром, когда солнце не разыгралось во всю силу, но уже будоражило кровь. В конуру к мальчишкам заходила уже по-свойски: неформальное общение, когда оно там происходило, без труда улавливалось на слух.

Парочка разметалась поперёк матраса, разбросала руки-ноги, сбив в сторону одеяло: оба длинноволосые, рослые, с гладкой кожей, от прежних зверят - малая капля. Сыновья и любовники, словно в книге этого британца, Лоуренса. Те, другие или обе вещи сразу? Она вообще-то слыхала, что в Рутене водятся мужчины, годные к употреблению на нечто помимо пушечного мяса и траха. Нет, иногда таковые попадаются - в основном геи. Однако пушистая парочка, которую она приголубила, ни с какой стороны не напоминала здешних уроженцев. Только вот если напоминала, то кого конкретно?

Та-Циан не знала и не задумывалась, по крайней мере, глубоко. Думала она совсем иное:

"Моя предшественница писала, что любит смотреть на юных мусульманских мамаш: именно так, необходимы все три составляющих компонента. Головка туго обтянута платком поверх шапочки, не выбивается ни волоска, лицо словно в иконописном окладе; длинное платье струится до самой земли, а вокруг дети. И муж, который чуть позади смиренно катит коляску с самым меньшим членом семьи. В средневековом исламском государстве любили униформу (если выразиться по-современному). Особое платье для врачей, отдельное - для военных, совсем иначе одевались торговцы. Ну и для благородных дам был свой мундир, как же иначе? Родить и вскормить - оно ведь тоже профессия. Не хобби, однако, и не естественное состояние. Нежную европеянку, которая горазда и у плиты стоять, и в лаборатории за двоих вкалывать, и бегать на родительские собрания, притом что обязанности рожать у неё никто не отнимал, никто бы в моей милой Степи в упор не понял. Как мог бы сказать товарищ Сухов, подпавший под влияние своей второй жены: "Одна жена любит, одна одежду шьёт, одна пищу варит, одна детей кормит... Гюльчатай! Ты ещё в чадре или уже переоделась мужчиной?"

Та-Циан усмехнулась - странно, скулы по ощущению будто подёрнуло инеем. Кажется, надо заново учиться изображать улыбку.

Она кое-как сумела втолковать мужу, что мальчики у неё получаются неправильные. "Это не причина передо мной оправдываться. Девочки, такие как твоя, куда лучше любого сына", - удивился он. Но они двое в какой-то мере договорились, что Таригат никакого дитяти больше не хочет. Оттого её и не особо прятали от жаждущих глаз: не покрывало, круглая тафья поверх обеих кос, не рубаха, но тугой корсет на груди и талии, не шаровары и башмачки, но гетры и сапоги до колена. Всадница.