А вот три главных закона Оддисены словно высечены на Моисеевых скрижалях.
"Что то же - писаны вилами по воде. Истинные-то скрижали были разбиты, и ветер развеял оставшийся от них песок".
Для того чтобы подняться на высший круг, необходимо неукоснительно пройти все низшие.
Положение в Братстве, даже наивысочайшее, не дает никаких привилегий, кроме одной: чем больше власть, тем выше и ответственность за то, что совершено силой и авторитетом этой власти.
Братству клянутся в верности навсегда. Пребывание в нём кончается вместе с жизнью - и этот закон обратим.
Вот так. Сурово, в общем. Но если в Эдине и Эрке Братство буквально и фигурально надевает маску, то в горах оно - властитель дум. Пройти через такую землю, как иголка через рядно, ещё суметь надо. А уж потянуть за собой нить и присобрать полотно...
Но с какой-то стороны и легче. Одна дверь закроется - другая откроется.
Эту землю тотальная революция застала врасплох: говорят, никто не знает, под чьё знамя становиться, старое нелюбимое или новое, ещё не распробованное на вкус. В том смысле, что никому из горцев пока не приходилось целовать кончик знамени, держа его - или свой собственный - в руке.
План Та-Циан поначалу был туманен, словно женская интуиция, и мозаичен, как упомянутый приказ главнокомандования и политика Полковничьей Народно-Демократической Республики в частности.
Ночевал отряд далеко не в чистом поле под ракитой и не в глуби мрачных ущелий. Чтобы как следует отойти от постоянных стычек, он занимал брошенные усадьбы в покинутых селениях: такого в интересные времена отчего-то делается много.
Во главе селения, зачастую имевшего вид жилой крепостцы, обыкновенно стоял бывший или просто мелкотравчатый дворянин: сравни с японской старорежимной деревней или семьёй Жанны д"Арк. Старосте прилично было считаться образованным - оттого он неизбежно заводил библиотеку. Как фамильные портреты в европейском замке, библиотека должна была свидетельствовать о древности рода, но содержала куда меньше фальшивок - ибо даже лэнский простолюдин отличался неплохим уровнем грамотности и легко просекал фишку.
Удаляясь в места неизвестные, дворянин чаще всего бросал именно библиотеку: тяжела и громоздка. Те, кто отворял ворота, небрежно закинутые крючком, стеснялись грабить то, что имело вид добровольной милостыни, и брали только необходимое, имеющее явную ценность. Разумеется, усадьбу могли поджечь или она сама загоралась помимо умысла, в неё мог попасть снаряд, когда было некому тушить. Но книг всё равно сохранялось немало.
Та-Циан еле уговорила Керма выделить ей двух обозных лошадок и повозку.
- Я понимаю, ты книгочей и тебе без такого тоскливо, - сопротивлялся он. - Да и арба в горах легко поворачивается туда-сюда, мешать войску на марше не станет. Но ведь блажь всё это.
- Блажь - украшение жизни, - возражала она. - А жизнь наша коротка. Запас кармана не трёт: увидишь.
Глубже в горах начали попадаться широкие пепелища: иногда листы и лохмотья переплётов разлетались по всей округе, будто в этой земле нечего было уничтожать помимо воплощённого слова. Книги обжигало огнём, припорашивало золой и прахом - кудрявый насталик Корана и сунны, золотое руно греческого письма, стрельчатую "народную" готику, унциальную латынь и древнееврейское квадратное письмо, оправленные в дерево и кожу. Книги бывало зачастую жальче, чем людей - в них заключался смысл жизни тех, кто погибал в сражениях, умирал от голода и болезни за рукотворными скалами стен.
В крытой повозке все они не умещались. Приходилось оставлять менее ценное, раздаривать своим же солдатам, увещевая, чтобы не пустили на самокрутки, а приберегли на особенный день. Керм уже давно перестал изумляться и вздыхать - человек он был по природе головастый. В своё время посестра спросила его прямо в лоб:
- Кстати об искусстве. Ты "возведённого" силта нарочно не носишь или не заслужил?
Силт, или "перстень со щитом", своего рода гибрид печатки с медальоном, считался престижным и как бы вневременным украшением. Внутри, под плоской или выпуклой крышечкой, романтики издавна прятали локон возлюбленной, реалисты - миниатюру сына или дочери, люди с прагматическим склоном ума - кристаллик верного яда. Нужно было хорошо присмотреться, чтобы заметить в этом множестве некое подмножество колец с крутой, наподобие купола, створкой, обведенной чуть более рельефным рисунком, чем необходимо с точки зрения красоты.
Такие перстни служили парадоксальной оправой для самоцвета - и отличительным знаком домана высокого ранга или одного из легенов. И знали о том не очень многие.
- Ты же знаешь, я человек простой и от такого держусь подальше, - ответил аньда уклончиво. - Но сама-то откуда разбираешься?