Осень на краю света

— Давай, — кивнул он в сторону детдома. — Скажи, чтобы там пошевеливались, лясы не точили.

— Может, поближе подъедешь? — поинтересовался председатель. — Дождь ведь!

— Заглушил уже, — пробурчал Хунько, отворачиваясь. — Быстрее добежишь.

Федькин покачал головой, запахнул плащ и выскочил под ливень. Прикрывая голову ладонями, поскакал через двор к крыльцу, влетел под колонны и, отряхнувшись, вошел внутрь.

— Здравия желаю, товарищ председатель!

В холле, за столом, сидел завхоз — Вадим Алексеевич. Он встал навстречу, на ходу протягивая руку.

— Что, охранника так и не нашли? — поинтересовался Федькин.

— Загулял.

За спиной Морозова, на крашенной голубой краской стене красовалась огромная, в несколько листов ватмана, стенгазета. «Наш Дом — наша гордость!» — изгибалась дугой надпись. Наклеенные вкривь и вкось пестрые фотографии иллюстрировали значимые события, стройные колонки текстов были обведены элегантными сердечками.

В холле было сумрачно, горела только лампа на столе. Из длинного коридора доносилась детская разноголосица — видимо, воспитанников загнали домой в связи с непогодой.

— Ну что, наши собрались? — спросил Федькин, прислушавшись.

— Из Совета ветеранов?

— Ну.

— А они завтра поедут! — заявил Морозов.

— Чего? — удивился Федькин. — Мы же договаривались!

— Николай Петрович, тут такое дело, — несколько смутился завхоз. — Понимаете, наши ребята спектакль готовят. Уже месяц. И как раз ветераны у нас. Удачно получилось. Ну Николай Васильевич и попросил старичков поприсутствовать на представлении. Детям приятно, и ветеранам развлечение. Они согласились до завтра повременить.

— Ну а чего же не предупредили-то? Я вон Тараса Григорьевича попросил их отвезти.

Со стороны коридора донеслись торопливые шлепающие шаги. В холл выскочил темноволосый парнишка, остановился, заметив Федькина.

— Ты чего, Гарик? — спросил Морозов.

— Посмотреть, кто приехал. — Паренек неприветливо зыркнул на председателя.

— Пойдемте, я с Тарасом сам поговорю. Извинюсь, — предложил Морозов. — Мы вам в сельсовет звонили, но сказали, что вы уже уехали. Спонтанно идея возникла. Буквально на выходе. Заодно, может быть, он меня до деревни добросит. Надо домой заскочить.

— Может, и добросит, — неуверенно ответил председатель, вспомнив разозленного Хунько.

— Игорь, попроси Тамару Александровну прислать кого-нибудь из своих. Пусть у входа подежурят. Мне надо на пару часов отъехать.

Паренек развернулся.

— Да, кстати! — окликнул его Морозов. — Ты вроде сам в деревню отпрашивался. Поехали, дядя Тарас нас довезет.

— Я с классовыми врагами не езжу, — гордо бросил Игорь и рванул по коридору.

Морозов секунду переваривал реплику, потом расхохотался. Федькин не удержался, подхватил. Его обширное чрево, туго обтянутое серым вязаным свитером, раздвинуло полы мокрого плаща и степенно заколыхалось.

— Никто Хуньку не любит, — с фальшивым сожалением пожаловался Федькин, отсмеявшись.

— Да нет, тут все очень просто, — ответил Морозов. — Это Игорь Старостин, которого Федор Иваныч Томин все усыновить пытается.

— А! Ну тогда понятно. Смотрите, как бы он вам тут революцию не устроил.

— Да у нас и так тут полный…

Глава 22

— …иван-чай. Сам готовлю. И травы разные: зверобой, там, чистотел, — пояснил Иваныч.

— А чистотел зачем? — спросил отец Димитрий, пододвигая себе кружку.

По поверхности чая плавали радужные пятна — как от бензина. Священник осторожно понюхал черный до синевы отвар.

— Не боись, борода! — ободрил Иваныч. — Чистотел тебе всю внутренность прочистит, всю грязь выест, будешь как новый. Первейшее растение по пользе для человека!

— С чего ты взял?

Старик с гостем сидели на кухне у Иваныча. На изрезанной клеенке посреди стола стояла большая тарелка с вареной картошкой в мундире. На куске газеты высилась горка шелухи. Рядом — блюдце с солью.

— Чистотел, друг ты мой, — самая первейшая трава, — назидательно поднял измазанный солью палец Иваныч. — Это меня мой мехвод научил. Мы его этим отваром с того света под Люббенау вытащили. Понял?

— Понять-то понял, — отец Димитрий осторожно подул в кружку, — но мы все больше водкой лечились…

— Одно другому не мешает, — согласился Иваныч.

Из открытой форточки тянуло грибной сыростью. Вплотную к запотевшему окну приникла белая стена тумана: кустов, растущих за дорожкой, практически не было видно. Деревня затихла, придавленная сырой, пахучей пеленой — даже собаки не лаяли. Только изредка шуршали капли, срываясь с невидимых деревьев.

На кухне было жарко: работали две конфорки облезлой, покрытой потеками плиты. Под потолком тепло светился матерчатый желтый абажур, создавая в помещении иллюзию солнечного дня. Иваныч, нахохлившись, прислонился к холодильнику и шумно всасывал дымящийся отвар, изредка закидывая под усы осколки рафинада. Отец Димитрий наконец решился: осторожно отхлебнул мутный напиток, прислушался к ощущениям и кивнул в ответ на вопросительный взгляд старика.

— Ну вот! — одобрил Иваныч. — Танкисты плохого не посоветуют. Давай с сахаром, вприкуску.