Осень на Шантарских островах

Тыльная стена была увешана охотничьими ружьями разных калибров. По ней, очевидно, производилась и пристрелка ружей, потому что штукатурка сплошь блестела от застрявшей в ней дроби, местами она была выбита до бревен. А многочисленные полки вдоль стен были уставлены мешочками с развешенной дробью и порохом, коробками с капсюлями, бутылками с ружейным маслом и всякой всячиной. Отдельно стояли статуэтки, мастерски выточенные Полудворяниным из моржовой кости. Они изображали предков Полудворянина -представителей красивого гордого племени айнов, которое обитало когда-то на Курильских островах и полностью вымерло при японцах. Родичи Полудворянина продержались дольше других, но и они сейчас покоились на небольшом погосте за домом -- его отсюда не было видно. Полудворянин считал себя последним представителем айнов и очень гордился этим, и хотя он внешне походил на айна, только бороды у него не было (по преданию, все айны были очень высокие, в рыжих бородах) , мало кто верил ему: никакого он языка не понимал, кроме русского, да и на островах появился недавно, когда стал работать на зверобойной флотилии, а до того воспитывался в детском доме во Владивостоке. Скорее всего, он придумал эту историю со своим происхождением, когда его списали с флотилии по инвалидности, чтоб, так сказать, на "законных правах" обосноваться на этом безлюдном острове, а потом сам поверил в собственную выдумку, и никто уже сейчас не оспаривал ее.

За окном послышался собачий лай и одновременно с ним стук щеколды на калитке. Во двор вошел кореец и, оглядываясь на рычащих собак, стал неуверенно пробираться к дому. Полудворянин повесил на стену вычищенное ружье, сильно хромая, вышел на крыльцо, турнул собак. Кореец вошел в избу и сел на единственный табурет. Кореец пришел морем с рыбокомбината, одежда на нем и борода были белые от. морской соли, усов у него не было. Это был старик с тонкими нервными пальцами игрока, маленький желтый кореец, особенно желтый сейчас, когда солнце освещало его худое лицо, хотя при дневном свете он мог вполне сойти за русского, если не улыбался. Кореец приметил на столе кусок зеркала и склонился над ним, приглаживая редкие волосы на голове... У него была сравнительно молодая жена, и поэтому он был постоянно озабочен своей внешностью. На этот раз он, по-видимому, остался ею вполне доволен, улыбнулся и посмотрел на Полудворянина:

-- Олька тебе передала длинный привета, -- и он показал, какой длинный привет передала его жена.

Полудворянин пропустил эти слова мимо ушей.

-- Будет бодягу разводить, -- сказал он. -- Выкладывай, что у тебя...

-- Шурка, -- обратился к нему кореец. -- Шуба просит тюлень...

-- Откуда он взялся?

-- С парохода. Сан-Ван привел...

Сан-Ван, то есть Александр Иванович, был сторож Северо-Курильского банка.

-- Сколько заплатит?

Кореец показал сумму на пальцах.

Полудворянин посмотрел на календарь: был конец сентября -- как раз день получки на рыбокомбинате. Ему все равно надо было ехать на рыбокомбинат за пенсией. Выходило, что кореец приехал вовремя. Но приезд его был необычный -- кореец хотел впутать его в грязную историю. Это была уже не первая попытка с его стороны, и обычно Полудворянин отвергал их, но на этот раз все-таки поддался на авантюру -- ему позарез нужны были деньги. Он собирался в большое морское плаванье и строил для этой цели лодку, а его друзья -старший инспектор рыбохраны и поселковый уполномоченный милиции -- были только мастера подбрасывать идеи, а денег от них не жди. А ему нужны были деньги, много денег: на двигатель, на обшивку, на дорожные припасы. Одной пенсией тут не обойдешься...

Полудворянин натянул поверх толстого свитера меховую куртку из оленьей кожи и пошел в сарай, чтоб взять дрыгалки.

В сарае лежала его лодка, вернее, ее каркас -- гладкий, из мореной аянской ели, такой крепкой, что аршинный медный костыль входил с трудом. Полудворянин любовно провел ладонью по подкильным брусьям. Он представил, какой красавицей станет его лодка, когда он обошьет досками корпус -круглый, как яйцо, нигде не приложить линейки, -- и покроет тонким нержавеющим железом, и выстелит плотной фанерой изнутри, когда навесит руль, поставит мачту с парусом из розового полотна... Полудворянин с сожалением вышел из сарая, оставив дверь незакрытой, погасил по дороге костер и отнес селедку в дом -- она уже достаточно прокоптилась. В доме он зажег лампу и повесил ее перед окном -- он всегда зажигал свет, когда уходил в море; снял с гвоздя зеленый пограничный плащ и фуражку. Печь была горячая, и Полудворянин плотно затворил окно, чтобы в комнату не надуло. Он подумал, как будет приятно вернуться после плаванья в эту теплую комнату, и у него сразу посветлело на душе.