Осень отчаяния

Тим приуныл, даже в опорном прыжке чуть ошибся. Соревнования закончились уже вечером. Паша отхватил третье место и ликовал. Тимоха даже с ошибкой получил первое, но был какой-то подавленный. Между выступлениями писал Яне и явно не понимал, что произошло. А Паша из последних сил держался, чтобы не рассказывать до окончания.

Паша видел выступление Ани: разноуровневые брусья под руководством Тимохи она довела до совершенства, а потом, выступая на бревне, оступилась. Может, голеностоп не успел зажить до конца, может, общее волнение сказалось, но она чуть не свалилась, в итоге спрыгнула, когда потеряла равновесие – снаряд ей не засчитали, поэтому она не попала в призовые места.

И когда вышли на улицу, Паша вывалил на Тима причину, почему Яна ушла. Тот цокнул и устало прикрыл веки:

– Почему ты мне сразу не сказал?

– А ты бы бросил всё и побежал за ней?

– Да!

Тимоха принялся оправдываться: он и вправду не понял, что это была Аня. Потом позвонил Яне, теперь оправдывался перед ней, но ему это не помогло. После разговора в раздражении засунул телефон в карман:

– Ненавижу выяснять отношения по телефону!

– Ты и по переписке ненавидишь, – хмыкнул Паша.

– Анька ещё, вот зачем она полезла ко мне?

– Она поплатилась за это. Ты её так отшил, что она чуть не разрыдалась. Налажала в итоге.

Тим ещё больше помрачнел:

– На брусьях и ковре она хорошо выступила, жаль, что с бревном так вышло, потом ещё и в опорном оступилась. Нога у неё ещё не зажила, поспешила она вернуться.

Паша кивнул, соглашаясь. Тимоха, оказывается, следил за выступлением Ани. Друг достал телефон и снова что-то написал, поджав губы. Паша думал, что Яне, но Тим, спрятав смартфон, потёр ладонями лицо и выдохнул:

– Анька же ни в чём не виновата. Почему всё так сложно!

– Ладно. Не парься. Уверен, Яна снова тебя простит, – хмыкнул Паша. После того как Яна вернулась, Паше стало очевидно, что Тим в очередной раз заслужит помилование. – Не девушка, а мечта. С такой девушкой можно даже изменять, она подуется-подуется и вернётся.

– Ага, а потом молча соберёт вещи и не будет отвечать на звонки. Изменяют слабаки, у которых нет силы воли! Тут и без измен доверие хрен вернёшь. Яна уже уехала к родителям. Я к ней, поедешь со мной?

Глава 38. Занавески

Паша согласился поехать с Тимом, не хотел оставаться один в Москве. Тимоха ещё и Лике написал, но она, оказывается, уехала ещё утром. Они только заскочили переодеться, и Паша забрал ноутбук, но приехали домой (к родителям?) чуть ли не в одиннадцать вечера. Тимоха написал Яне, что завтра с утра придёт к ней в гости. А Паша вспомнил про Киру. Он периодически писал ей, знал, что она работает, а пока оказался рядом, решил вытащить её погулять, хотелось узнать, как у неё дела. От ночной прогулки Кира отказалась, но согласилась на завтра.

Отец оказался дома, и за долгий период отсутствия Паши ничего не изменилось. Дом словно замер в каком-то ожидании. Ожидании, что мама вернётся. Возможно, в замер и отец.

Когда Паше было двенадцать, он случайно устроил на кухне пожар. Мама после школы попросила сварить яйца к её приходу. Напомнила раз десять, конечно, но Паша поставил их на плиту и благополучно забыл. Сначала они варились, потом жарились, потом взорвались, и кастрюлька загорелась. Пламя перекинулось на занавески, а Паша сидел в комнате, за закрытой дверью, и только когда его самого заволокло дымом, опомнился, ещё и в дверь кто-то нервно трезвонил. Паша сквозь дым сначала побежал открывать дверь, но его грубо выволокли на лестничную клетку и ворвались в дом. Это были пожарные. Их вызвал кто-то из соседей, они быстро потушили огонь. А Паша думал о том, что не сварил яйца для мамы, снова её подвёл.

Кухня сгорела, по шее он получил. Мама сначала бросилась его обнимать, осматривать, что он не пострадал, а когда узнала подробности, долго плакала. Паша хотел бы сам сгореть вместе с кухней или чтобы мама его побила, отругала, но слёзы мамы он переносил хуже всего.

Родители, конечно, сделали потом ремонт, купили новую кухню. Паша собирал и вешал кухонный гарнитур с отцом, но мама долгое время почему-то не вешала занавески, а потом, за месяц до ухода, вдруг купила новый тюль, ещё и сказала так странно:

– Чтобы у вас тут было уютно.

За четыре года этот тюль, видимо, ни разу не стирался, да и кухня уже пообтрепалась. И сейчас, глядя на занавески, Паша вдруг отчётливо вспомнил тот день, когда мама её купила, отгладила и заставила Пашу её вешать, постоянно ругаясь, потому что Паше было лень аккуратно вдевать петельки, он спешил и отрывал пластиковые крючки, баловался и чуть не оторвал гардину. Тогда не обратил внимание на мамино «у вас». Неужели уже тогда мама знала, что уйдёт.

– Ты поешь? – отец вырвал Пашу из задумчивости. Видимо, он как истукан, стоял и лупился на тюль.

– Пап, а ты занавески давно стирал?

Отец округлил глаза, осмотрел тюль, задумался:

– Я их и не стирал.

– Так постирай! – Паша подставил стул и стал аккуратно снимать петельки с пластиковых крючков.

А потом сам отнёс в стиральную машину и запустил стирку.