Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах

Вместе с тем, как верно подметили тот же В.Д. Пихорович и В.М. Глушков,[209] анализ дискуссий по проблемам кибернетики выявил целый ряд важных обстоятельств, во многом не осознанных до сих пор: 1) во-первых, недостаточность «уровня философской подготовки и философского мышления» советских учёных и пропагандистов; 2) во-вторых, что это «замечание» нужно отнести не только к «вычислителям» и «кибернетикам», но главным образом ко всем тогдашним философам, которые так и не сумели выступить как самостоятельная сила, а лишь метались между двумя борющимися партиями технарей, ни одна из которых не понимала и в принципе не могла ничего понимать в предмете спора. Ведь сущность спора была вовсе не техническая, поскольку никто из спорящих сторон не отрицал, что вычислительную технику нужно холить, лелеять и развивать. Спорили же в основном о природе самого мышления — о том, можно ли средствами математики смоделировать человеческое сознание. Но для того, чтобы решить этот фундаментальный вопрос, нужно было как минимум понимать, что такое человек и что такое мышление. Для этого недостаточно было быть просто хорошим философом, для этого нужно было быть ещё марксистом. Понимать, что структуру человеческого мышления нужно искать не в его мозге, а в структуре общественных отношений. Соответственно, и моделировать нужно было не сам мозг и не тело человека, а человеческие отношения в классическом процессе производства и распределения, то есть те общественные отношения, продуктом которых как раз и является сам человек.

Причём, как утверждают Ю.А. Шрейдер и В.Д. Пихорович,[210] наиболее жалко в этом споре выглядели именно советские философы, о которых довольно метко написал один из видных кибернетиков, заявивший, что «весь набор тогдашних антикибернетических статей выглядел чудовищно глупо, поскольку официальные философы-марксисты аргументировать философскую несостоятельность той или иной научной концепции имели право только путём обвинения её в идеализме. Но кибернетика возникла из самой что ни на есть материалистической традиции, и найти там идеализм было чрезвычайно трудно». Действительно, найти идеализм в концепциях кибернетиков было очень трудно, поскольку это был вовсе не философский идеализм, выросший из традиции развития мировой мысли, который В.И. Ленин называл «умным идеализмом». Это был примитивнейший идеализм, выросший непосредственно из эмпирического, «грубого», естественно-научного материализма, не признающего самой философии, а потому беспомощного в вопросах мышления. Это был тот идеализм, о котором Ф. Энгельс говорил, что «абстрактный материализм равняется абстрактному спиритуализму». Тем не менее противостояние философов и кибернетиков вовсе не закончилось в 1955–1956 гг. Прекратили спорить против кибернетиков только те философы, которые не имели собственного мнения. Против необоснованных претензий кибернетики продолжали выступать далеко не худшие советские философы и вовсе не упёртые догматики. Самым последовательным из них был Эвальд Васильевич Ильенков, идеи которого, высказанные им в коллективной статье «Машина и человек, кибернетика и философия»[211] и в его книге «Об идолах и идеалах»,[212] до сих пор остаются актуальными.

Между тем именно при И.В. Сталине, причём ещё до войны, было положено начало созданию очень важной и перспективной отрасли научных знаний — вычислительной технике — и началось строительство первых научно-исследовательских институтов, специальных лабораторий и промышленных предприятий по изучению, проектированию и производству кибернетического оборудования, формирование новых научных школ, подготовка научных и инженерных кадров, в том числе на специализированных вузовских кафедрах и в аспирантуре, написание специальных учебников и т. д.