– Ты знал, – ужаснулся Кобольд краденым голосом. Теперь он хрипел Макабром. – Ты планировал, что я смогу увидеть прошлое?
– Ведь ты один из нас? И ты взял в себя его толику, частицу Ил-Шрайна! Молился ему и втайне лелеял планы отнять его у нас, заставить служить себе.
– Кларк нарочно ударил меня ножом. Я видел, он меня узнал. Это ты. Кобольд, как подло. Ты?!
– Ты должен был привести Пророка. Без рук и языка. Живого. Беспомощного. Успеть на пепелище.
– Только так?! – Кобольд не истекал кровью, но харкал так убедительно, что его слюна окрасилась алым. – Я вел его, как цепной пес, а потом получил нож в брюхо? Так вот к чему это представление? Все мертвы, и только я способен прозреть прошлое, потому что храню в себе плоть Ил-Шрайна? Я ползу к тебе и даю Пророку шанс услышать из твоих уст его предназначение. Ты мертв, и я скоро присоединюсь к тебе. Идеальный фокус с разоблачением. Таков твой план?
– Наш план, Макабр, наш! Иначе нельзя. Кто поставит Пророка перед выбором? Ты? Комок плоти, решивший, что Бог должен ему прислуживать? Глупец! Мы – руки Ил-Шрайна. Его избранное поле. Он засеял нас. И он вправе вырвать нас вместе с сорной травой.
– Кобольд, – авантюрист и мученик сдавался последними каплями у него на руках. – Скажи мне, я был лучше всех? Самый яркий?.. Самый красивый?..
– Ты был лучше меня, – признал хозяин цирка Кобольд и нежно прижал палец к бледнеющим губам Макабра. – Т-щ-щ-щ-щ-щ. Не вздумай! Терпи. Не время.
– Бог не может сам сделать это, – теперь Кобольд обращался только к Ньютону, Макабр свисал с его рук, как бурдюк с кровью, питающий из своих ран прошлое. – Помоги ему, Пророк. Ты спас его ради этого.
– Чего ты просишь? – голос Кобольда сел, в нем звучал рокот гальки на морском побережье, Рэндж не думал, что его родной голос может звучать так сдавленно и низко.
– Мы просим вместе, – на глаза Кобольда опять навернулись слезы, прошлое подернулось дымкой и начало расползаться по краям, как ветхая ткань. – Бог очень ослаб. Он нуждается в тебе, как никогда. Впусти его в тело своей дочери. Сделай это. Своими руками. Сам.
Кобольд уронил Макабра, тот рухнул к его ногам, заливая плотную парусину кровью. Прошлое сузилось до размеров окна, иллюминатора, сквозь который Рэндж смотрел на мир долгие недели. Пришло облегчение, что все это – кошмар гаснущего от голода и жажды рассудка! Сейчас он очнется в бочке, воняющей дерьмом и слизью, его ноги по-прежнему скованы сталью, и скоро – вот оно счастье! – буквально через мгновение он умрет.