Осень (сборник)

– Слово «Наяда» внушает мне страх, сынок, потому что звучит так, словно кто-то предлагает тебе отраву, – Аграфена поежилась. – Прислушайся сам: на яда.

– Ну, матушка, у тебя и фантазия, – Ипполит Федорович усмехнулся. – Ты считаешь, что Диана способна отравить нашего сына?

– Нет, конечно, – улыбнулась Аграфена. – Диана любит Юрочку всем сердцем. К ней это неприятное слов не подходит совершенно. Она – ангел, сирена, в конце концов, но никак не – на яда.

– Милая моя, Фенюшка, Юрочка говорил о другом, – Ипполит Федорович обнял жену, поцеловал в лоб.

– Я знаю, знаю, – сказала она. – Юрочка хочет взять Дианочку с собой, чтобы она ему песни колыбельные пела.

– Зачем ему колыбельные песни? – удивился Ипполит Федорович. – Думаю, Юра, простите, капитан Юджин, мечтает романсы о любви послушать. Верно, сынок?

Юджин улыбнулся, кивнул. Ему было весело смотреть на седовласых родителей, рассуждающих о нем, как о ребенке.

Он-то Юрий – Юджин давно понял, что ему нужно.

Для него Диана Вернер – добрая фея, подарившая ему паруса надежды.

Без Дианы Юджин не мыслит своей дальнейшей жизни.

Вот и все…

Вот и…

Осень

Мой сон закончился.

А был ли это сон?

Так явственно звучал

Ваш голос тихий.

Был многоликим город,

Был безликим,

Безлюдным был

Полуночный вокзал.

Ваш взгляд кричал:

Я не хочу прощаться!

Мой взгляд молил

Меня за все простить.

Нить Ариадны

Мы в руках держали,

Стараясь самообладанъе

Сохранить…

Но лишь звонок раздался,

Свистнул поезд,

Мир рухнул,

Раскололся хрупкий мир…

Моя любовь –

Печальнейшая повесть,

Зачитанная публикой

До дыр…

Осень выдалась на редкость холодной и дождливой. Серое небо свисало так низко, словно готовилось свалиться на головы прохожим, бегущим по промокшим насквозь мостовым.

Дождь плакал навзрыд, нудно, монотонно, заунывно. Иногда он всхлипывал с такой силой, что люди замирали с вывернутыми наизнанку зонтами, и восклицали:

– Что происходит?

– За что природа так сердится на нас?

– Почему прохудилось небо?

– Неужели грядет новый всемирный потоп?

Слушая эти причитания, дождь ненадолго умолкал, но потом рыдания его становились еще неистовее.

Непогода не располагала к прогулкам.

Она бы ни за что не пошла на улицу, так и просидела бы весь день у камина, укутавшись в мягкий плед. Но… обстоятельства сложились так, что не уйти она не могла.

Она торопилась на вокзал. Ей нужно было успеть на поезд, идущий в Лиль.

Порыв ветра вывернул зонт. Дождь залил ее лицо своими холодными слезами. Они смешались с ее теплыми, солеными слезами, потекли за воротник.

– Скорее, скорее, мадам, прячьтесь под мой зонт, а свой закройте, – проговорил высокий господин, взяв ее под руку. – До вокзала осталась пара шагов. Вы ведь торопитесь на поезд до Лиля?

– Да.

– Нам сюда, платформа номер семнадцать, – он пропустил ее вперед. – У вас какой класс?

Вместо ответа она протянула ему свой билет.

– Вот так сюрприз! – воскликнул он. – Мы с вами попутчики.

Они вошли в вагон первого класса. Он помог ей снять пальто, шляпку, улыбнулся:

– Позвольте представиться, Ричард Львиное Сердце. Ну вот, у вас заблестели глаза. Это хорошо, а то мне показалось, что вы не барышня, а восковая кукла. Плохая погода – не повод для меланхолии, – сел напротив.

Она достала носовой платочек, стерла с лица слезы и капли дождя, повернулась к окну.

– Я дождь люблю, – сказал попутчик. – Посмотрите, как он поливает наш мир, как старается смыть с нас все наносное, ненужное. Как хочет отмыть нас дочиста, как кричит нам: «Люди, будьте собой!».

Раздался третий звонок. Поезд тронулся. Проводник распахнул двери купе, сказал с улыбкой:

– Добро пожаловать в наш скоростной поезд. Мы надеемся прибыть в Лиль через два с половиной часа. Приятного путешествия. Что-то желаете?

– Да, – сказал господин. – Мы со спутницей промокли, замерзли и проголодались. Думаю, горячий кофе…

– Чай, – сказала она, повернув голову.

– Значит, принесите нам чай и кофе, – попросил господин.

– Вернусь через пару минут, – сказал проводник и исчез.

– Итак, вы предпочитаете чай, – сказал господин, разглядывая ее бледное лицо. Она кивнула. – Вы не очень-то разговорчивая попутчица.

– Не очень-то, – подтвердила она, отвернулась к окну.

Они заговорили снова, когда проводник принес горячие напитки, бутерброды и сладости. Она ото всего отказалась. Он с аппетитом съел все, что лежало на тарелках.

– Не сочтите меня обжорой, – сказал он, вытирая рот салфеткой. – Я почти сутки ничего не ел. Вы согрелись?

– Да.

– О чем вы думаете?

– О дожде, – ответила она. – Думаю, сколько же времени ему понадобиться, чтобы отмыть дочиста человечество?