, которое совершенно правильно пишется через z, то мы можем почерпнуть неожиданный материал из Dictionary of the English Language Сэмьюэла Джонсона. Это слово на протяжении XVIII столетия получило широкое распространение в английском словоупотреблении. Босуэлл, однако, в письме от 23 марта 1775 г. отмечает: «I found him (д-рa Джонсонa, разумеется) busy preparing a forth edition of his folio Dictionary. He would not admit ‘civilisation’, but only ‘civility’. With great difference to him I thought ‘civilisation’ from ‘to civilise’ better in the sense opposed to barbarity than civility» [«Я застал его <…> погруженным в подготовку четвертого издания своего фолианта. Он не поместил туда ‘civilisation’, но только ‘civility’. В отличие от него, я полагал бы, что ‘civilisation’ как производное от ‘to civilise’ лучше передает смысл противоположности варварству, чем всего лишь ‘civility’ (вежливость)»]. Мнение Босуэлла одержало в этом споре победу: слово civilisation уже слишком укоренилось в речевом обиходе, чтобы можно было его оттуда изъять. Но по сути дела, д-р Джонсон был прав: слово civility (civilitas) для понятия, которое оно должно было обозначать, было бы не только более красивым, но и более правильным, ибо оно яснее и проще раскрывало бы смысл культуры, чем растянутое, дурно образованное слово civilisatio (не встречавшееся ни в классической, ни в средневековой латыни, ни в латинском языке гуманистов). К тому же слово civilitas фигурировало в старинных грамотах, жаловавших дворянскими титулами, с чем д-р Джонсон, вероятно, не раз уже сталкивался. Итальянский язык получил от Данте и понятие культура в его возвышенном смысле, и обозначающее это понятие латинское слово civilitas в его более поздней тосканской форме civiltà, сохраняющейся вплоть до настоящего времени.
Слово civilis
в классической латыни имело ряд значений, исходивших из обозначения «того, что свойственно гражданину». Civilis относилось к сфере политического, в противоположность сфере военного; оно означало: причастный к народу, учтивый, любезный, вежливый, предупредительный, выдержанный. Значением культурный – в том смысле, как мы его сейчас понимаем, – это слово не обладало. К понятиям культурный, культура приближались скорее urbanus; urbanitas [городской, вежливый, образованный; учтивость, вежливость, воспитанность]. Средневековая латынь, насколько мне известно, также не знала понятия, обозначавшего то, что мы понимаем под словом культура.
Данте в раннем произведении Il Convivio
[Пир] 4-ю главу IV трактата начинает с внушительной фразы: «Lo fondamento radicale della imperiale maestà, secondo il vero, è la necessità della umana civiltà che a uno fine è ordinata, cioè a vita felice». «Глубочайшее основание императорской власти», то есть всемирной монархии, необходимость которой позднее Данте старался доказать в сочинении De Monarchia, «поистине лежит в потребности человеческого общества, устремленного к единой цели: счастливой жизни». Так всего одно слово одаряет язык термином для обозначения культуры и одновременно обогащает наш дух смелым утверждением, что культура является необходимостью, что она должна быть общечеловеческой и служить достижению счастья. Как именно Данте понимал это счастье, речь пойдет ниже. Пока что, в связи с рассматриваемой терминологией, мы лишь констатируем, что итальянский язык благодаря Данте воспринял латинское слово civilitas в новом значении, которое еще не вполне осознавалось Античностью. Понятие культура было создано Данте так, что оно навсегда закрепилось в итальянском языке с такой ясностью и чистотой, как только было возможно. Немецкий язык прежде заимствовал французские слова с большей готовностью, чем в более поздние времена, и Zivilisation уже давно в нем стало вполне привычным. Сейчас его давно затмило и, как бы это выразиться, дисквалифицировало другое слово, уже ставшее для нас притчей во языцех: Kultur, культура.