Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник)

Если в ряде стран Восточной Европы преследования евреев всегда были в порядке вещей, то юдофобство в странах, лежавших западнее Балкан и Украины, стало активным и воинствующим лишь с появлением расовых теорий и одновременной мощной экспансией крупного капитализма. Юдофобство, теперь чаще именуемое антисемитизмом, уже давно распространившееся, хотя и в умеренных формах, в Австрии и Германии, в Новое время странным образом впервые открыто проявилось во Франции, насчитывавшей сравнительно немного евреев. Антиеврейская агитация началась в газете Эдуарда Дрюмона, в том же 1886 г., что и распространение буланжизма. Это была атмосфера, в которой восемь лет спустя было сфабриковано дело Дрейфуса. Мы не будем сейчас вдаваться в его подробности. Судебное решение отправить в далекую ссылку капитана-еврея за передачу военных документов Германии последовало в декабре 1894 г. С 1898 по 1901 г. это постыдное решение приводило в волнение всю Европу. Прославленная культура, носители которой стояли на пороге нового века, явила глубоко зашедшее разложение, дальнейшее развитие которого еще никто не в состоянии был предвидеть.

Англо-бурская война: 1899–1902 гг.

Среди многочисленных явлений конца прошлого века, которые следует обозначить как серьезные культурные утраты, нельзя обойти молчанием еще одно, которое приковало к себе всеобщее внимание в те же годы, что и дело Дрейфуса, а именно Англо-бурскую войну и все то, что ей предшествовало.

Англо-бурскую войну сочли нападением мощной державы на гораздо более слабого противника, пусть это было и не столь вопиющее преступление, как, например, итальянские авантюры 1911 и 1935 гг.^63*, не говоря уже о других событиях нашего века. Но почему именно эта война, в которой соблюдалась видимость права и где формальное нападение волк взвалил на ягненка, заслуживает особого места в горестном перечне культурных потерь? Не из-за концентрационных лагерей, из которых чуть более сорока лет спустя враги Англии все еще чеканили политическую монету. Эти лагеря, сколь постыдным ни было бы их создание, первоначально предназначались для защиты оказавшегося беспомощным населения, и к тому же они не были, как это неоднократно подчеркивалось, английским изобретением. Генерал Вейлер применил это новое средство, по распоряжению испанского правительства, для подавления восстания на Кубе еще за четверть века до этого.

Позор, которым Англия, спровоцировав войну против Южно-Африканской Республики, покрыла себя, состоял в том, что именно эта страна была единственной великой державой, которая фактически уже оставила позади стадию захватнических войн, и сделала это вполне сознательно. Британское правительство могло бы показать миру, что умеет уважать права маленьких независимых государств, хотя бы они и не являлись во всех отношениях образцом политического совершенства. Почему такой человек, как Джозеф Чемберлен, не понял, что поступок Гладстона в 1881 г. не только был выше в нравственном отношении, но в перспективе сулил больше благ самóй мировой империи, чем то, что они предпринимали на этот раз? Причина заключалась в том, что в Англии, так же как и в других местах, не только широкая публика, но и правящие круги скатывались к той вульгарной форме грубого национализма и безоглядного империализма, который тогда получил наименование джингоизма. Люди были готовы восхищаться преступной авантюрой рейда Джеймсона, как если бы речь шла о спорте, и безрассудно рисковали возникновением крупного европейского конфликта, которым в какой-то момент угрожала миру доброжелательная телеграмма кайзера Вильгельма Крюгеру^64*.

Англия дала дурному миру еще более дурной пример, который вскоре нашел достаточно подражателей. Она оказалась не на высоте собственного уровня культуры, и поспешность, с которой Соединенное Королевство уже через четыре года после заключения мира перешло к более чистым политическим методам, все же не могла полностью смыть пятно совершённой несправедливости. Это сделала только в 1939 г. решимость любой ценой быть верной данному слову^65*.

Европа на пути к 1914 г. Империализм и интернационализм начала ХХ в.

Возраставшие культурные утраты и увеличивающийся духовный разброд в первые десятилетия ХХ в. проявились в различных областях. Искусство и литература давали предостаточно материала для такого суждения. Наряду с этим можно было совершенно определенно отметить разительные культурные достижения, не только в области науки и технологии, в социальной и экономической сфере, но также в том, что касалось нового чувства стиля, оживления религиозного и философского сознания, стремления к монументальности и т. д. Нас интересуют здесь, однако, не культурные достижения, но утраты, и мы рассмотрим их на фоне политического развития.