Народ, отрекшийся от всех прежних социальных, государственно-правовых, философских и религиозных идеалов, ограниченный, случайный, неоднородный, не вполне определенный продукт всего нескольких столетий (ибо нации в их современном виде вовсе не столь древни и не столь «сами по себе первородны»11
, как проповедует новоявленное учение), – собственный народ вдруг стал казаться – и не только в одном очень большом государстве – нормой и высшим идеалом всех устремлений, источником и целью всех прав, всей культуры, всей нравственности и всей мудрости. Мы знаем, какие отвратительные поступки гипернационализм, и все, что с ним связано, совершал в течение последних двадцати лет, и мы можем только радоваться, что есть страны и народы, которые – хотя и не полностью – остались в стороне от всего этого. Сейчас, когда указанное явление в целом выступает лишь как последнее звено в длинной цепи культурных утрат, мы рассмотрим его чуть ближе, под углом зрения, который уже обозначен в названии предыдущего раздела: прогрессирующее духовное оскудение.Гипернационализм в значительной степени отвечает состоянию культуры, или, лучше сказать, бескультурья, которое я лет десять тому назад счел возможным назвать пуэрилизмом12
. Это слово все еще кажется мне наиболее подходящим термином, чтобы выразить странное состояние, которое с недавних времен, увы, стало почти всеобщим. Это понятие не имеет ничего общего с инфантилизмом – категорией школы Фрейда. Я говорю оБолезнь не возникла внезапно. Первых примет ее мы касались, когда говорили об упадке обычаев парламентского поведения, и особенно в случае с Буланже. Пуэрилизм тесно связан с милитаризмом. Наиболее отличительные черты пуэрилизма проявляются в страсти к парадам, униформе и помпезной одежде. Украшения: золото, шлемы, ордена, аксельбанты – эта болезнь стара как мир, и страдают ею не только великие мира сего. Во всяком предписанном униформизме таится опасность. Его воздействие опасно не только как фактор общественной жизни, оно убийственно для жизни вообще. Природа не знает единообразия, она бесконечно изменчива, и там, где человек навязывает единообразие, он порождает пустыню. Идти в ногу – само по себе выражение нашего чувства ритма, дань нашей природе; идти не в ногу – трудно и утомительно. Но чувствовать себя несчастным, если не идешь в ногу с сотнями тебе подобных, это шаг к пуэрилизму.
Нет никакого желания перечислять банальности, которыми отличается поведение некоторых наших великовозрастных современников, словно они так и не вышли из времени, когда им было двенадцать – пятнадцать лет. Но оставим этот феномен, чтобы вскоре перейти к позитивным сторонам нашего изложения – после множества отрицательных…
Гибель ландшафта
К длинному ряду горестных культурных утрат, о которых мы уже говорили, с болью добавим еще одну; на сей раз, однако, речь пойдет об утрате, которая лишь в более общей связи может служить упреком человеческому неразумию. Это гибель ландшафта, исчезновение живой природы, которая некогда почти везде окружала жилье человека. Сокращение свободной природы – явление, опасное в той или иной степени для каждой страны и для каждой местности. В нашей маленькой, густонаселенной стране – не говоря уже о бессмысленных, возведенных в военных целях стальных и бетонных уродствах, которые так исковеркали и обезобразили нашу землю, – множество мест всего-навсего из-за застройки рядами жилых домов и уродливыми коттеджами за несколько лет может быть совершенно испорчено. Как увиденный мною через полвека Кеннемерланд, это романтическое воспоминание, уже утративший свое благородное очарование.
Нидерланды в высшей степени подвержены бедствию, о котором мы говорим. И все же здесь есть немало мест, которые еще очень незначительно затронуты этим злом. Но природный ландшафт гибнет повсюду, не исключая лесов на юго-востоке Европы, гибнет на обширных территориях и быстрыми темпами.