Осень Средневековья. Homo ludens. Эссе (сборник)

^35* Накануне Великой французской революции и с еще большей силой во время ее (включая и наполеоновский период) происходил настоящий взрыв увлечения Античностью, особенно римской, в самых разных сферах. Политики щеголяли цитатами из Плутарха и Тацита, высшие государственные органы назывались на римский лад (консулы и трибуны присутствовали в первой, еще формально республиканской конституции генерала Бонапарта), знаменитый художник и – временно – политический деятель крайне левого толка Жан Луи Давид, прославленный картиной Клятва Горациев (1784), настаивал на том, что античное искусство есть непререкаемый образец для всех времен и народов, а особенно для революционных французов, не без его влияния революционная символика творилась по образцу римской, мебель, женская одежда наподобие туники – все должно было иметь античный облик. Однако это было чем-то большим, нежели простая мода: революция искала образцы в прошлом (особенность не только Франции рубежа XVIII и XIX вв., революция в России на начальном этапе в немалой степени стилизовала себя под французскую) и находила их в бурном периоде социальных и политических потрясений и гражданских войн в Риме II–I вв. до н. э.

^36* Имеется в виду так называемая неоготика, она же псевдоготика, ложная готика – архитектурный стиль XIX в., подражание образцам средневековой готики. При наличии значительного элемента моды в неоготике присутствовали и вполне серьезные тенденции: она, как и романтизм вообще, пыталась разрушить представления об античной архитектуре как единственно достойном образце для подражания и утвердить ценность неклассических канонов.

^37* Важнейшим элементом романтизма начала XIX в. был культ «народной души», т. к. представления о том, что вся культура есть плод бессознательного творчества этой души (гении лишь воплощают ее). Романтизм также демонстрировал глубокий интерес к национальному прошлому, к местным особенностям в противовес связанному с Просвещением классицизму, для которого всегда и везде существовали одни и те же базирующиеся на разуме законы – красоты, вкуса, государственного устройства и т .п.; наиболее полным воплощением этих законов была Античность.

^38* Хёйзинга кратко высказывает здесь весьма важную для него мысль (он развил ее в других работах) о том, что нация обретает самосознание в результате некоего исторического события или комплекса событий, заставляющих общество осознать свою национальную идентичность в борьбе с внешними силами, и приводит примеры из родной ему истории. В процессе Нидерландской революции 1565–1610 гг. единые Нидерланды выступили против господства Испании, под властью которых Нидерланды, никогда не являвшиеся отдельным государством, оказались в конце XV – начале XVI в. в результате династических браков. В ходе этой революции северная, протестантская часть Нидерландов образовала в 1581 г. Республику Соединенных Провинций (и тогда, и ныне, после множества перемен государственною строя и официального названия, это государство именуется Голландией по крупнейшей из провинций), признанную Испанией фактически в 1609 г. и окончательно и официально в 1648 г. Основателем этого государства был руководитель борьбы за независимость, первый стадхаудер (правитель) Республики принц Вильгельм Оранский. Южная, католическая часть Нидерландов осталась под испанским владычеством, а в 1714 г. отошла к Австрии. После поражения Французской революции и падения Наполеона в 1815 г. было создано Нидерландское королевство во главе с Оранской династией, образованное из обеих частей Нидерландов, но в результате революции 1830 г. южная часть отпала, провозгласив королевство Бельгию. Однако, как можно понять, Хёйзинга образующим бельгийскую нацию событием считал не создание Бельгийского королевства, а Первую мировую войну (напомним: эти строки писались в 1915 г., во время европейской войны, в которой Голландия хранила нейтралитет). 3 августа 1914 г. Германия напала на нейтральную Бельгию; общее число немецких войск составляло 1600 тыс. человек, бельгийских – 117 тыс. Маленькая Бельгия защищалась отчаянно, но к 13 августа немцы вышли к французской границе. Часть страны еще оставалась не занятой германской армией, и бельгийцы героически оборонялись: Антверпен пал 10 октября, Остенде на побережье – 18 октября, не- занятой осталась лишь небольшая часть страны между французской границей и р. Изер. После падения Остенде бельгийцы открыли плотины на Изере и затопили часть своей страны, чтобы не дать немцам продвигаться дальше. Клочок бельгийской земли оставался неокуппированным на протяжении всей войны, и именно там все время находились люди, ставшие символом сопротивления Германии: король Альберт I, командовавший бельгийской армией (фактически, конечно, военными действиями руководили военачальники англо-французских войск), и королева Елизавета (кстати, баварская принцесса, т. е. этническая немка), всю войну проработавшая в прифронтовой полосе палатной медсестрой в созданном ею госпитале.