Осень Средневековья. Homo ludens. Тени завтрашнего дня

Je n’ay bouche qui puisse rire,
Que les yeulx ne la desmentissent:
Car le cueur l’en vouldroit desdire
Par les lermes qui des yeulx issent.

Устами не могу смеяться –

Очами чтоб не выдать их:
Ведь стало б сердце отрекаться
От лжи слезами глаз моих.

Или несколько более вычурно в стихах о неутешном влюбленном:

De faire chiere s’efforçoit
Et menoit une joye fainte,
Et à chanter son cueur forçoit
Non pas pour plaisir, mais pour crainte,
Car tousjours ung relaiz de plainte
S’enlassoit au ton de sa voix,
Et revenoit à son attainte
Comme l’oysel au chant du bois¹⁷

.

Казалось, радостно ему;

Лицем быть весел он пытался
И, равнодушен ко всему,
Заставить сердце петь старался,
Затем что страх в душе скрывался,
Сжимая горло, – посему
Он вновь к страданьям возвращался,
Как птица – к пенью своему.

В завершении одного из стихотворений поэт отвергает свои страдания в манере песен вагантов:

C’est livret voult dicter et faire escripre
Pour passer temps sans courage villain
Ung simple clerc que l’en appelle Alain,
Qui parle ainsi d’amours pour oyr dire¹⁸

.

Сия книжонка писана со слов

Бежавша дней докучливого плена
Толь простодушна клирика Алена,
Что о любви на слух судить готов.

Нескончаемое Cuer d’amours espris короля Рене завершается в подобном же тоне, но с привлечением фантастического мотива. Слуга входит в комнату со свечой, желая увидеть, вправду ли поэт потерял свое сердце, но не может обнаружить в его боку никакого отверстия:

Sy me dist tout en soubzriant
Que je dormisse seulement
Et que n’avoye nullement
Pour ce mal garde de morir¹⁹

.

Тогда сказал он улыбаясь,

Дабы, на отдых отправляясь,
Я почивал, не опасаясь
В ночь умереть от сей беды.

Новое чувство освежает старые традиционные формы. В общепринятом персонифицировании своих чувств никто не заходит столь далеко, как Шарль Орлеанский. Он смотрит на свое сердце как на некое особое существо:

Je suys celluy au cueur vestu de noir…²⁰

Я тот, чье сердце черный плащ облек…

В прежней лирике, даже в поэзии dolce stil nuovo, персонификацию все еще воспринимали вполне серьезно. Но для Шарля Орлеанского уже более нет границы между серьезностью и иронией; он шаржирует приемы персонификации, не теряя при этом в тонкости чувства: