Осень Средневековья. Homo ludens. Тени завтрашнего дня

^4* Король Англии Карл I Стюарт в 1640 г. вступил в конфликт с Парламентом, и конфликт этот в 1642 г. вылился в гражданскую войну. В 1645 г. король был разбит парламентской армией в битве при Несби, бежал, в 1647 г. оказался в плену и после ряда перипетий предстал перед назначенным Парламентом судом, который признал Карла виновным как тирана, изменника и врага Отечества и приговорил его к смертной казни. На суде Карл держался с большим достоинством и отказался признать полномочия этого «самозваного», по его словам, судилища. В утро казни, 30 января 1649 г., он перед тем, как взойти на плаху, обратился к своему камердинеру: «Дайте мне вторую рубаху. На улице морозно, я могу задрожать от холода, а они подумают – от страха». Последний предреволюционный король Франции Людовик XVI, если верить воспоминаниям, написанным, правда, уже после завершения революции и восстановления монархии, еще задолго до революции (он взошел на престол в 1774 г., революция началась в 1789 г.) постоянно читал и перечитывал то место из Истории Англии британского историка Дэвида Юма, где говорилось о казни Карла I. Свергнутый с трона 10 августа 1792 г., низложенный король 11 января 1793 г. предстал перед судом Конвента (избранный после падения монархии Конвент должен был по закону разработать новую конституцию, но это учредительное собрание первым делом присвоило себе высшую власть в стране – в том числе и судебную). 20 января король незначительным большинством был приговорен к немедленной смертной казни как – та же лексика, что и в случае с Карлом I – «тиран и изменник». Решение переголосовывалось трижды в разных формулировках и набирало большинство от 26 голосов до 1 (!) голоса. Людовик, вялый и нерешительный человек, спокойно выслушал приговор, крепко выспался, с аппетитом позавтракал, исповедался перед смертью (он был последним, кому революционные власти позволили это сделать) и 21 января 1793 г. спокойно лег на гильотину.

^5* Славянофильство – течение русской общественной мысли с середины XIX в., отстаивавшее идею о том, что славянские народы, в первую очередь русский, обладают особыми свойствами: общинным бытом, отсутствием внешних завоеваний, социальной борьбы (во всяком случае, в начале своей истории), склонностью к самодержавию, православием; следовательно, они должны отличаться от народов Западной Европы также и своим историческим развитием, в котором нет места либерализму, парламентаризму и свободомыслию (тем более атеизму) западного типа. Славянофилы (греч. букв. «славянолюбы»), будучи в большинстве своем убежденными противниками крепостного права, выступали против неограниченной частной собственности крестьян на землю, видя в этом отступление от исконных общинных традиций русского народа. Впрочем, так полагали не только славянофилы; если оппоненты последних – так называемые западники – требовали абсолютного права для земледельца владеть и распоряжаться своим наделом, наподобие западного фермера, то многие российские политические мыслители и общественные деятели социалистической ориентации – народники и даже солидаризировавшийся с ними Маркс видели в общине русский путь к социализму. Правительство Александра II, взявшись за освобождение крестьян (3 января 1857 г. учрежден «Секретный комитет для обсуждения мер по устройству быта помещичьих крестьян» под председательством царя; 20 ноября и 5 декабря того же года изданы государевы рескрипты, в которых объявлялось о грядущем освобождении и предлагались меры по подготовке и обсуждению соответствующих проектов, и т. д. вплоть до Манифеста об освобождении крестьян от 19 февраля 1861 г. – все даты даны по старому стилю), также поддерживало идею общинного землевладения, т. е. системы, при которой крестьянин является лишь пользователем земли, а верховным владельцем – община в целом. Крестьянская реформа пошла именно в этом направлении, но это объясняется никак не влиянием славянофильских идей: правительству легче было осуществлять административное и налоговое воздействие не на отдельных крестьян, а на связанный круговой порукой коллектив.

^6* О Карле Смелом, его представлениях о чести, о наследственной мести французским королям см. Осень Средневековья, особенно с. 37–38, примеч. 45* к гл. I и др. Мать Карла Смелого Изабелла Португальская была по женской линии внучкой Джона Гонта, герцога Ланкастерского, основателя Ланкастерской династии. Впрочем, во время Войны Алой и Белой розы между Ланкастерами и Йорками Карл Смелый поддерживал не близких родственников, а их противников.