Осень в Калифорнии

А может быть, и не почувствовал, зато в его памяти навсегда сохранилось все, что случилось с ним в тот короткий осенний день, когда он, с бьющимся сердцем благополучно миновав подозрительно взглянувшую на него контролершу (Селим пошел в кино один, его лучший друг Гена то ли действительно заболел, то ли сказался больным, а проходить с ним было бы легче), потолкался в фойе и, изнывая от нетерпения, уселся на свое место. Он запомнил белые титры, идущие по черному фону, название студии, на которой снимался фильм, – Titanus, имена сценаристов, среди которых он выделил знакомое ему имя писателя Васко Пратолини, запомнил и пульсирующее стаккато саундтрека, сопровождавшего семейство Паронди, которое неспешно сползало по широкой мраморной лестнице со своим сонным удивлением, узлами и кошелками, пока не вывалилось на ярко освещенную привокзальную площадь зимнего Милана. Запомнил он и вкус слез, которые вдруг тепло побежали по его щекам – вроде бы в начале второй серии, когда отсидевшая небольшой тюремный срок Надя неожиданно встречает несущего в том же городе на море воинскую службу Рокко. Она не сразу узнает в морском пехотинце робкого парня из Лукании, которому она пару месяцев назад вернула украденную для нее его братом брошь, а, узнав, предлагает ему с дружелюбной насмешливостью пригласить ее куда-нибудь. Молодые люди долго сидят в кафе, Надя, сдвинув на кончик носа очки от солнца, внимательно слушает незатейливый рассказ вчерашнего крестьянина о безвинно попавших в тюрьму друзьях, его почти евангельское: «Только не надо отчаиваться, надо верить, и все образуется», и, внезапно решившись, спрашивает его с такой безысходной – потому что вряд ли верит, что сбудется, – надеждой: «Мы еще увидимся? И ты научишь меня верить?»

Что она, проститутка, обслуживающая в основном боксеров, знает о Лукании? О самом Рокко? Кроме того, что он по-неземному красив и кроток, что он родом с юга и что его нагловатый брат приставал к ней со своей ненужной ей любовью? Да ничего она не знает, и все-таки… В этот момент идет наплыв, вступает музыка – на этот раз звучит тема Нади (об этом Селим узнает значительно позже), и фильм бежит дальше по хорошо накатанной колее.

* * *

Железнодорожные пути в Локарно неожиданно обрывались, дальше росла трава. Наискосок уходила неширокая улица, по которой фланировала шумная разноцветная толпа людей, явно приехавших в этот город на отдых. Всем им не было никакого дела до нашего приезжего, который на какое-то время растерялся, обнаружив, что офис Informazione turistici, находящийся в небольшом круглом здании, по случаю воскресенья закрыт, но быстро собрался с мыслями и принялся обходить привокзальные гостиницы. В двух ему отказали – «completo», а третью, какую-то уж слишком шикарную, он и сам бочком-бочком покинул, узнав, во сколько ему обойдется одна проведенная в ней ночь.

Он вернулся на вокзал, где разыскал автомат, выдающий по запросу наличие свободных мест в гостиницах города и окрестностей, занес в него свои пожелания, не забыв указать финансовые возможности, и уже через пару минут получил ответ. Его готов был принять, правда, всего лишь на две ночи, небольшой пансион «Оланда», находящийся где-то на горе, в местечке под названием Орселина. В остальных гостиницах либо не было мест, либо кусалась цена.

Из ближайшей телефонной будки он позвонил в «Оланду», спросил, как туда можно добраться: «Нет, я не на машине… Можно на автобусе?.. А если пешком?.. Хорошо, я буду через час» – и, получив в ответ не совсем итальянское «In Ordnung»[2], подхватил привезенный из России чемоданчик, перебросил через руку только мешающую в этой жаре куртку и отправился разыскивать свое временное жилье.

Узкая улочка, петляющая под сумеречными аркадами, вывела его сначала на центральную площадь, a затем бодро полезла вверх, как бы отталкиваясь от угловатых каменных домов, и через некоторое время ему стало казаться, что это вовсе и не улица, а лодка, на которой он плывет куда-то ввысь, в небо – голубое круглое, подпираемое желтыми сводами проступающего впереди монастыря Madonna del Sasso.

Он почувствовал, что задыхается, остановился, снял очки и начал безуспешно протирать запотевшие стекла рукавом рубашки. Далеко внизу оставался город, сбоку проступала ласковая синька озера – Lago Maggiore, по которой скользили надутые ветром упругие паруса: один… два… много…

Хозяин «Оланды», пожилой немец, долго крутил в руках его краснокожий советский паспорт, после чего, с трудом оторвав от стула зад, дотянулся до полки, положил документ в специальный ящичек и неодобрительно выдал ему тяжелый ключ:

– Ваш номер девять, он расположен на втором этаже, с вас за две ночи, без завтрака пятьдесят пять франков, уплата вперед, душ и туалет на этаже.