– Интересно до офигения… – равнодушно произносит Погребняк.
– Нет, ну Саш… правда…
– Меня только не впрягай, ладно? Лучше нá вот… возьми… – Он берет с подоконника свою сумку, открывает ее и достает увесистый том. – Мерло-Понти. «Феноменология восприятия». Почитай! Вот это действительно интересно.
– Слушай, ну все-таки, – говорю я, пряча книгу в пакет. Полиэтилен очень противно шуршит. – Вдруг с ней что-то случилось, а? Может, догоним, а? Вдруг ей помощь нужна… и всё такое? Чего она так плакала?
– Ну тебе-то, Андрюша, какая разница?! Потому что дура, понимаешь?! Потому и плакала. Дуры они ведь всегда плачут! Взять вот мою… Ладно… Я вот другое вспомнил. Как у меня тут один студент тоже вот так расплакался. Наш, кстати, студент, с факультета свободных искусств. Он себе куратора решил поменять: я его, видишь ли, не устраиваю. Морда, дескать, у меня слишком умная, и он из-за этого комплексует. Ну вот. О чем я? А, вспомнил. Явился этот хмырь ко мне и спрашивает, что ему, дескать, нужно делать. Я ему, понимаешь ли, справочное бюро. Объясняю ему: надо тебе заявление написать на имя декана. В шапке, объясняю, напишешь: и.о. декана факультета свободных искусств Федчину Филиппу Владимировичу от тебя, говнюка… имя, фамилия, отчество. А он вылупил на меня глаза, рот открыл, аж вонь по аудитории разнеслась, будто стадо скунсов дружно пернуло, и жалобно так пискнул: «Александр Анатольевич! Ну зачем обязательно в шапке?» Я ему объясняю: «Зубы, дурень ты эдакий, чистить надо!» Ну не так, конечно. Вежливо, но доходчиво, ты же меня знаешь. Дескать, форма такая. В шапке пишете, кому и от кого. А он чуть не плачет, представляешь? «Какая, говорит, вам разница, Александр Анатольевич, в шапке я буду писать заявление или без шапки?» Нет, ну ты слышал когда-нибудь хоть что-то подобное? – Погребняк тяжело вздыхает. – И откуда они только берутся… такие… как этот, как твоя Бровкина? Жили же где-то себе в какой-то норе спокойно. Так нет… не сиделось им. Выползли на свет божий. В университет поступили… И теперь нам мозги засирают… Дай-ка сигарету…
– Чего ты взъелся на человека? Ты же не куришь вроде? – Я бросаю на стол пачку и пододвигаю к Саше стеклянную квадратную пепельницу. – Подумаешь, тебя, великого, не поняли! Надо, Саша, лучше объяснять. Надо было сказать не «в шапке», а «в правом верхнем углу», чтобы человек не запутался.
– Умный, знаешь, сразу всё поймет! – объявляет Саша и неловко зажимает сигарету губами. – Я хорошо объяснял, так что вот не надо… Даже ты бы с первого раза всё понял. А зажигалку?
Я сдержанно благодарю Сашу и показываю, что зажигалка слева, рядом с чашкой.
– Погоди, это еще не всё. – Саша щелкает зажигалкой и закуривает. – Я не закончил. Объяснил я, значит, ему, как и что писать. Приносит он минут через десять лист бумаги на подпись. А там посредине страницы большими буквами значится… Только не падай! «ЗАИВЛЕНИЕ». Через «и».
Я глухо фыркаю.
– Нет, ну знаешь, – невозмутимо продолжает Погребняк, вынув сигарету изо рта и выдохнув дым, – бывает всякое. Вот тут у моего знакомого брат в младших классах. Задали ему, значит, на дом поставить в творительном падеже сложные числительные – двенадцать, пятнадцать, двадцать три. Понимаешь, уселся он и вроде просклонял. Берут они потом его тетрадку и читают: «двенадцатютями», «пятнадцатютями», «двадцатьюми трями»! («Хорошая шутка, – думаю я. – Надо будет ее запомнить и использовать в будущем романе».) Но чтоб «заивление»… Опускаются руки ведь, когда с такими вот приходится… – Саша снова затягивается и, щелкнув по сигарете указательным пальцем, стряхивает пепел в кофейное блюдце.
Я напоминаю ему, что вообще-то для таких целей есть специальное приспособление. Называется «пепельница». И добавляю, что эта девушка с жуткой прической и с букетом все-таки никак не выходит у меня из головы.
– Да забей ты уже на свою девушку! – раздраженно говорит Погребняк. У него во рту сигарета, но торчит она почему-то как-то криво.
– Слушай! И все-таки странно немного… почему она плакала и цветы с такой злостью выбросила?
– Ну, мало ли почему. Может, ей цветы подарил ее парень, потом они куда-нибудь пошли… потрахаться, например, в подъезд, а у него не получилось. Осень, знаешь ли, холодно. Ну, она и расплакалась, а цветы выбросила. – Погребняк тушит сигарету и берет чашку с остатками кофе.
– Как-то это нежизненно, по-моему.
– Кому как… – Он пожимает плечами и отхлебывает из чашки. – Тебе вот нежизненно. А другим, знаешь… еще как…