Осень в карманах

«Известный калифорнийский историк и его жена, – сообщалось в газете, – стали жертвой бандитского нападения в центре Каракаса. Профессор, – читал я, – с женой вышли вечером из гостиницы. На площади к ним приблизились трое молодых людей и потребовали отдать деньги. Профессор отказался. Тогда один из подошедших вынул пистолет и двумя выстрелами прострелил профессору коленные чашечки. Жена стала звать на помощь, и ей досталась пуля в голову. Она скончалась через полчаса в больнице, не приходя в сознание. Туда же был доставлен профессор, избитый, со множественными переломами и простреленными коленными чашечками. Ведется следствие».

Я закрыл статью и пошел на кухню. Там трясущимися руками открыл окно и жадно глотнул сентябрьский воздух, уже набирающий морозный холод.

Её больше нет. Нет той, которая однажды подарила мне жизнь. Страна пламенного Уго Чавеса, взявшая курс на свободу, на братство, на социализм, отняла ее у меня, у всех, даже у этого профессора, пожалевшего денег, и теперь уже навсегда.

Где же ваше братство? Где справедливость?

– Жизнь продолжается! – сказал мне тогда этот профессор.

Я смотрю в окно. Рядом с домом – дерево. На ветке сидит глупая птица и непрерывно стрекочет. Видно, пытается привлечь самца, размножиться, отложить яйца. Для чего? Для того, чтобы появилась на свет другая такая же глупая птица. Чтобы она вот так же сидела на ветке, гадила, стрекотала и откладывала яйца. Жизнь продолжается! Есть ли какой-нибудь смысл во всем этом, кроме того, что она продолжается? Ты остановился, замер, задумался, а жизнь дрейфует мимо твоих окон и продолжается.

– У меня друг умер…

– Не грусти, старик! Жизнь продолжается!

– От меня ушла жена…

– Ерунда! Жизнь продолжается!

– Я тяжело болен и скоро умру.

– А у нас жизнь продолжается! Простите нам наше счастье и пройдите мимо.

Да какое мне дело до того, что ваша поганая жизнь продолжается?! Лучше заткнитесь и пройдите мимо с вашим идиотским «пройдите мимо»!

После этой истории Костя мне больше не звонил. И не писал.

Овдовевший профессор вернулся в Калифорнию. Он по-прежнему бодр и жизнерадостен, хотя передвигается теперь только при помощи костылей. Кто-то мне рассказывал, что через полгода после смерти Джулии он снова женился.

А тот итальянский остров я никогда не забуду. Особенно его весну.

Весна на Капри безоблачна (ошметки редких облаков не в счет) и степенна…

Зима. La belle aujourd’hui

You told me again you preferred handsome men

but for me you would make an exception.

Leonard Cohen

Зачем, скажи, я не уверен в будущем?

Ведь прошлое звучит – струна нестройная,
А настоящее я встречу в булочной,
Ах, новое такое непристойное.

Анри Волохонский

В ресторане

– Я тебе точно говорю – не умела твоя эта Джулия ноги раздвигать… Даже понятия не имела, с кем это делают нормальные бабы, когда и, главное, где… Поперлась, коза тупая, в эту Венесуэлу, вот и получила. Ей бы, – Катя обводит злым взглядом ресторан, – сюда на недельку, у местных баб поучиться. Глядишь, ума бы набралась. И вообще, чего ты за ней на Капри как дурак потащился?

Катя сейчас не сердится. Она вообще никогда не сердится. Просто у нее такая манера разговаривать. Громко, отрывисто, с резкими движениями ярко-красных ногтей.

– У тебя с ней что-то есть? – спросил меня вчера философ-постмодернист Погребняк.

– А ты, Чапай, – сказал я, – на спину мою посмотри…

Интересно, как он узнал?

И главное, я давно уже заметил: чем больше кругом публики, чем дороже ресторан, тем почему-то грубее и звонче делается ее голос. Словно все эти французы, сидящие вокруг, европейские ресторанные интерьеры, столики, стулья, массивные подоконники, резные двери, потолковые лепнины, гипсовые статуи, расставленные по углам, и нужны только затем, чтобы она смогла податься вперед всем своим сильным телом и произнести вслух самые главные, самые правильные слова. Наверное, суть их в том, что усилия всегда заканчиваются провалом и чем больше усилий – тем меньше шансов на успех.

– Налей! – Катя щелкает длинным красным ногтем по пустому пузатому бокалу. Раздается долгий стеклянный звук. – Только, ради бога, сладенький, не опрокинь тут всё…