Осень в Кёнигсберге (СИ)

— Что вы здесь делаете? — попытался сгладить неловкость, спрятать свое волнениеФролов.

Лелька не сдержалась от смеха.

— Как же праздник и без нас?

— А, ну да. Как же без тебя…

— А-то!

— Ю-ю-юра! — вдруг послышалось у дверей.

Мы обернулись. Разукрашенная фифа, с длинными пышными ресницами и гладкими, блестящими, длинными черными волосами, в короткой, пушистой черной шубке, мини юбке, которая едва ли что прикрывала собой, на высоких модельныхшпильках — это существо сгорало от паники, утопая в ужасе от того, куда она попала.

Я нарочно залилась смехом, упиваясь занятной картиной, и уставилась на него, глумясь взглядом и восхищаясь его беспокойством, а Ольга тактично закусила губу, сдерживая хихиканье.

Нервно скривился Юрка, покраснев не то от мороза, не то от неловкости.

— Ну, я, э…

Едва первые рвения смеха прошли, Леля расслабилась и выпалила:

— Иди, иди к ней, а то она сейчас броситься наутек от поглощающего ее ужаса. Кактебе вообще в голову пришло это чудо сюда привести? Как павлина в сарай затолкать.

Ядовито скривился и бросил на Иванову колкий взгляд. Промолчал.

А я, я тихо соплю себе под нос, уже растеряв весь свой яд. Отчего-то заскребло внутри, поджаривая сердце на медленном огне…

Отвела взгляд в сторону и болезненно сглотнула застрявший в горле ком… обиды.

…

Секунды сомнений — развернулся и тут же прильнул к ней. Обнял за талию и повел внутрь. Олька достала сигарету, а я лишь тихо завыла от боли и уткнулась пустынным взглядом в асфальт.

— О! О! Димчик! — вдруг завопила Иванова, вперемешку с затяжками, еще один вдох — и выбросила свою «соску» в мусорный бак. Рывок — и скрылась в толпе, бросив меня, оторопевшую от удивления. Тяжело выдохнуть, сдержать чертыханья и пойти за ней.

… обняв за талию, Дмитрий жадно притянул к себе свою Лелю и впился голодным поцелуем в ее губы.

Замерла я, перебирая мысли. Еще мгновения блуждающего пустынного взгляда округ, в попытках понять, что делать дальше, куда податься, кого из наших искать в толпе, — и вдруг что-то дрогнуло внутри, сердце ойкнуло, и глаза торопливо навели фокус. В голове тут жеотпечатался Юрка сосвоей «фифой», как он ей что-то говорит, а та весело хохочет, затем объятия и поцелуй в губы, и вновь какие-то слова на ушко…

………………

Струсить пепел в чашку, стоящую у ног, последняя затяжка и потушить окурок в остатках кофе…

И снова вдох, и вновь отдаться мыслям и прошлому…

……………..

Не помню уже, как отыскала в раздевалке куртку, как выбралась наружу, как добралась до ближайшего магазина и купила слабоалкогольный напиток. Душить водку в одиночестве не было желания, а потому решила обойтись малым. И вновь шаги в парк. Через газоны прямиком к беседке…

Черт, как всегда занято. Пройтись немного дальше, к задней части Зимней Эстрады, присесть на лавку около «черепах-мутантов», нога на ногу, достать из кармана ключии сорвать пробку…

Черничный вкус неоново-голубой жидкости «Шарма» в очередной раз проиграл привкусу спирта. Еще глоток — ипридаться горьким размышлениям о несправедливости судьбы, о глупой сущности гордыни, о тупости нашего молчания и бессмысленности томныхвзглядов, недосказанности слов.

— Привет! — кто-то окрикнул меня сбоку (отчего невольно передернуло, но так и не ответила, не отреагировала, лишь одарила наглеца молчаливым, выжидающим взглядом). Еще глоток, несколько шагов незнакомца — и застыл рядом.

Свет луны упал на него, осветив лицо, — и я узнала: тот самый вокалист из рок-группы, что все свое выступление не сводил с меня глаз.

Нервно проглотила слюну, проталкивая глубже злость, и натянула губы в улыбке, пряча боль от его взора.

— Можно присяду?

Робко кивнула головой и немного сдвинулась вбок, давая больше свободы.

Опустился на лавку.

Молчит, молчу и я.

Вдруг тяжелый вздох — и, на мгновение поджав губы, выдал:

— Проблемы? — коротко кивнул в сторону выпивки.

«Да, так», — хотелось, было, машинально, по привычке, ответить, но помедлила. Сделала глоток, так и не переводя на него взгляд, ковырнула мысли — и слова выплыли сами по себе.

— Любовь. Сука… любовь.

Промолчал, лишь сделав глубокий, шумный выдох.

Я склонила голову набок, упиваясь сотворенной неловкостью и расплывающимся по моему сознанию пониманием того, что надежды этого парня завязать какие-либо отношения со мной только что разбились, как хрустальный бокал об асфальт.

Еще минута тишины — и вдруг очнулся. Отозвался, но слова его были совсем не те, на которые я рассчитывала…

— Любовь, может, и сука… Да вот только ради нее мы и живем.

Нервно заморгала я и невольно уставилась на него.

Не отреагировал, не смотрел на меня, а блуждал пустым взглядом где-то вдалеке, рассуждая дальше:

— Если бы не ее горечь, не была бы и столь сладкой. Не приторной, а божественно сладкой. Если бы не ее грани — не порхать бы нам от чувств, не писать бы ей возвышенные оды, и не умирать бы во имя нее, прекрасной…

Тяжело сглотнула. Промолчала.

Отвела глаза в сторону.