Сколько б не глотала таблеток, температуру так и не могла сбить. Тридцать девять с половиной, и хоть убейся. Тошнота рвала горло, страх — рассудок. Укол медсестры (из скорой) помог ненадолго…
Дожить до утра. Оставалось лишь дожить до утра…
… и в то мгновение, жестокое мгновение прозрения, я даю себе слово: если выживу, если останусь жить, непременно к нему пойду, непременно все разузнаю, поговорю…
Утром вызвала участкового врача. Ангина. Целая куча лекарств и маленькая лепта облегчения.
Завалиться в кровать — и попытаться вновь придаться сну.
Еще несколько дней температурило, ломило тело и разрывало горло от боли. Затем — лишь грубый, сильный кашель, вперемешку с соплями.
Я оставалась жить…
… я выжила.
Едва оклемалась немного, что уже смогла выходить ненадолго на улицу (в магазин), душа тут же загорелась выполнить данную себе клятву, да только ноги не несли: страх и волнение оказались сильнее.
Несколько недель на выздоровление, затем несколько — на укрощение трусости.
И вот вновь сижу в маршрутке. Вновь еду по «родному» адресу в поисках надежды…
Была пятница, а потому город, как всегда, застыл в пробке. Пока добралась — на улице давно стемнело. Может, оно и к лучшему. Будет больше шансов, что застану дома.
Усердно жуя волнение, забралась на пятый этаж и, не давая права сомнениям, не выжидая и секунды, тут же заколотила в дверь.
Шаги, тихое шарканье внутри — и спустя минуту щелкнул замок. Еще мгновение — и на меня уставились усталые девичьи глаза.
Невольно скользнула взглядом по застывшей фигуре: в мужской футболке, с оголенными ногами (заступивши одной ступней на вторую, в попытке убежать от холода), с растрепанными волосами и растерянным видом, она пыталась сообразить, что от нее хотят.
— Да? — не выдержала моего молчания. — Вы чего-то хотели?
Обреченно моргнуть, смахивая слезы, и молча развернуться. Быстрые шаги вниз…
— Злата! Злата, постой!
И чем сильнее он пытался меня догнать, тем быстрее я передвигала ноги, до безумия желая поскорее скрыться от ужаса.
— Стой! — прогремело у меня над ухом у самого выхода из подъезда, и тут же, дерзко схватив за плечо, тормознул и развернул к себе лицом. — Злата, прошу, не убегай!
— Почему?!! — разъяренно рявкнула; кулаки невольно сжались от злости, и проглотила очередную горькую слезу.
— Злата, я… — растерянно прошептал.
— Да я уже и так поняла, что ты…!
А говорил, «нету».
(скривилась от отвращения и обиды)
Живо закачал головой.
— Это не то… Это так… мимолетное.
— Я, видать,… тоже — мимолетное.
(резкий рывок, удар плечом в руку — и вырвалась из хватки; презрительный взгляд в глаза — и выскочила на улицу)
Что было духу, отчаяния и боли,
рванула, … куда глаза глядят, хороня прошлое.
Глава Тринадцатая
Перемены
Сигареты стали привычкой.
От прошлой жизни остался только лишь красный, порванный клиновый лист.
Ушла из газеты. Хотела, было, уже все к чертям собачьим послать, все бросить, и уехать на родину.
(видимо, не мое, не сложилось, не найти мне здесь своего счастья…)
Да в последний момент все перевернулось. Жизнь журналиста взяла свое — появилось много знакомых, в том числе, известные личности. И так, в плену обстоятельств и волей случая, ребята из довольно-таки уже раскрученной рок-группы прослышали про мою тесную связь с музыкой, и пригласили к себе: сначала для участия в дуэте, выступить с новой песней, а затем, затем вовсе … на постоянную основу.
Я едва не пищала, не визжала от счастья, от невероятной радости, которая свалилась на меня, как снег на голову.
Мир вдруг вспыхнул жарким пламенем, сжигая боль, обиды и страхи прошлого, затуманивая дымом беспечности, веселья и безумия. Земля завертелась с огромной скоростью — и казалось, вот-вот выскочит из-под ног.
Все, чего давно сторонилась, чего не принимала и что строго осуждала, все, кроме наркотиков, стало моим. Оно так смело и настойчиво ворвалось в мою жизнь, что едва могла еще помнить себя, прежнюю.