Осень в Кёнигсберге (СИ)

Шаг ближе- и, коснувшись кончиками пальцев моим губ, ласково, робко провел по ним (при этом задумчиво, пристально следя взглядом).

— Я уже не думал, что когда-то тебя встречу.

— Я тоже.

Вдруг, едва заметно мотнув головой, словно прогоняя чувства и мысли, отступил шаг назад. Разворот — и спешно скрылся в коридоре.

Спустя короткие секунды — донесся до моего слуха шумревущих труб и бурлящей воды.

* * *

Скрипнула дверь — и я робко протиснулась внутрь. Замер в полуобороте. Лицо ничего не выражало, зато пристальный взгляд жадно скользил по обнаженному моему телу, боясь хоть на миг где-то задержаться и что-то упустить.

Уверенный шаг в ванную — и поравнялась рядом с ним. Вмиг обхватил за плечи и привлек к себе, жадным поцелуем впившись в губы. Мгновения его напора, мгновения моих колебаний — и смело ответила лаской, отдаваясь его власти и воле…

Нежно провела рукой по спине и замерла на пояснице. Волна удовольствия, прокатившаяся в тот миг по его телу, передалась мне. Невольно задрожала. Вдруг ладонью соскользнул с моего плеча и, ловко нырнув под руку, протиснулся к груди и властно ее сжал до легкой, приятной боли. Неосознанно застонала и еще сильнее приросла губами, языком к его шее, нежно рисуя узоры

…сбывающейся мечты.

Глава Девятнадцатая Весна

И пустьна улице стоял август 2011 года, на душе моей вновь (а, может, впервые…) расцветала весна.

Солнце засияло на небе, как никогда ярче; пение птиц, ритм летнего дождя после знойного дня, шум прибоя и шелест буйных трав — казалось, словно я впервые открыла глаза и наконец-то увидела мир в егополных красках, во всей его красе.

Все это эхом вторилось биению моего, замершего в безрассудномсчастье, ожившего сердца…

— Злата, я не могу так.

— Что?

— Завтра уже твой День рождение, а я все не могу придумать, что тебе подарить.

Коварно ухмыльнулась.

— Что?

— Да, нет. Не согласишься.

— Что-о-о? — едва ли не взвыл; шаг ближе и, схватив за руки, насильно развернул к себе лицом. — Что ты хочешь?

— Все равно не подаришь.

Нервно скривился, замер, давая понять, что не особо настроен шутить.

Проигравши, стыдливо улыбнулась. На мгновение опустила взгляд, а затем вновь уставилась на него.

— Хочу тебя.

Замерла тишина. Смотрел на меня, словно выискивая подтверждение того, что не ошибся в своих суждениях и предположениях.

С вызовом уставилась и я в глаза, скривившись в ухмылке.

Вздернул возмущенно головой и вдруг, выпуская меня из своей хватки, ступил шаг назад.

— Смотри, чтобы потом не уговаривала передумать.

Растерялась теперь уже я в предположениях.

…

… Жадно сжимая в руках букет красных роз и большого, белого, с сердечком на груди, медвежонка, взволновано переступал с ноги на ногу. Замерла я в смущении, так и не сделав шаг ближе.

Глубокий вдох, и игнорируя все, что надумал ранее, вдруг выпаливает слова:

— Ну, так что? Ты не передумала?

— Насчет чего?

(вздернул бровью)

— Меня в подарок?

(коварно улыбнулась)

— Конечно же, не передумала.

— Тогда одевайся, поедем в ЗАГС…

* * *

Подали заявление.

И в октябре того же года я стала… его женой, стала Агатовой.

* * *

Отдавая дань предкам, первыми на пути семейной пары оказались родственники из Петрово. Моя бабуля. Затем — Добровольск, его мать и бабушка.

Глубокий вдох — и познакомиться с ними лишь так, смотря в лицо овальной, жестяной фотографии…

…

— Матвей.

— Да, золотце?

(улыбнулась его ласке)

— Матвей, я хочу ребенка…

(благодарно улыбнулся и поладил меня по щеке)

— Я тоже.

…

— У вас будет мальчик.

Да я и без них уже давно знала, чувствовала. Чувствовала, что это будешь ты, мой сынишка.

Моя ласточка…

Глава Двадцатая Осень

Настал такой счастливый, и такой жуткий 2012…

Лето в душе моей промчало как-то слишком быстро. Девять месяцев пролетели, быстрее стрелы. И пусть жадно считала каждую неделю, считала дни до нашей встречи, я радовалась каждому мгновению, проведенному вместе.

Сколько я прошла с тобой, сколько радости ты посеял во мне за эти долгие месяцы. Сколько душ спас. Мышка (которую ты вынудил меня спасти из ловушки), уточка (подбитая в электропроводах около двухъярусного моста), карасик, пойманный на мою же удочку, котики, собачки около дачных участков — все эти судьбы ты перевернул, изменил, спас, уберег от смерти. Малыш, ты — самое светлое существо, которое мне довелось повстречать в этой жизни, на этой земле.

И всё ты знал, знал… что произойдет. Знал и пытался, даже, мне это сказать.

(…и была догадка насчет твоей яростина мой поход в РПЦ, да толку?

и пусть специально сменила роддом, да только того, что суждено,… видимо, и вправду, не исправишь, не избежишь, не изменишь;

волей-неволей ты все равно оказался в этом злосчастном месте — и судьба свершила задуманное)

И пусть даже приснился вещий сон — ничего, кроме как первого (и последнего) прикосновения к тебе, мне не было дано.

Я многое могу о тебе рассказывать, показывать, доказывать, но еще большее осталось в глубине моей души, скрытым под толщей болезненного молчания…

Словами горю не поможешь, а слезами — боль не смоешь.