Осень в Кёнигсберге (СИ)

(посмотрел в глаза)

Думаю. Нет, знаю… ты наконец-то нашла себя. Это — твое.

(похолодело в душе)

(и вновь пытаюсь сказать — перебивает)

Я видел тебя на сцене. Это было нечто. И даже дело не в прекрасном голосе или красивой игре, хорошей песне…

(вдруг замер, заикнувшись на последнем слове; отвел взгляд;

учтиво молчу, даю собраться)

Дело в том, что я впервые тебя увидел счастливую, настоящую. Яркую. Искреннюю, открытую и… смелую. Увидел живую. Без страха и робости в глазах. Я увидел счастливого ангела.

— И, тем не менее, — решаюсь на дерзость, перебиваю речь.

Замер, не дыша.

— Может, ты и прав. Но это — не моя мечта. Вернее, мечта, но не то, ради чего я живу. Это не то, ради чего хочу просыпаться каждое утро. Не то, ради чего готова пережить еще много горя и встретить болезненные рассветы. Теперь я это уж точно знаю.

(шумный вздох; тяжело сглотнул;

молчу)

— А что тогда? — подыгрывает мыслям.

(в очередной раз подбираю слова — и все-таки выпаливаю, как на духу)

— Я хочу семью. Я хочу быть любимой женой и заботливой матерью. Я устала… быть одинокой.

(на его губы вдруг проступила робкая улыбка, опустил на мгновение глаза, а затем вновь уставился на меня)

— А если не оправдаю надежд?

Короткая пауза.

— Будь что будет.

Счастливоухмыльнулась.

… и с моих губ сорвался уверенный, повелительный поцелуй.

Глава Семнадцатая Робкие вдохи надежды

Сильнее втиснутся в деревянный стул-кресло, натянуть по самый нос кепку (прикрывая лицо козырьком) — и устало смежить веки.

Выпустить из головы фоновые разговоры.

Придаться мыслям.

Я понимала, какой он человек. Какие требования мне выдвинет волей-неволей.

И — … на все давно уже согласна.

Я хочу стать ему идеальной женой, хочу подарить радость. Хочу стать всем тем, чем пыталась быть для Леши. И пусть тот не оценил. Пусть поплатилась. Пусть прокляла себя за всё это. Пусть…

Отстрадала, перегорела, пережила. И… почти… забыла.

И теперь…я с новыми силами, с новой надеждой, словно впервые, бросаюсь в пучину неизведанного, в пучину отношений, пучину безрассудной любви.

И, даст Бог, то, возможно, наконец-то обрету своесчастье.

Нежно погладил меня по руке — невольно дрогнула. Косой, из-под кепки взгляд и, удостоверившись в том, что это было все-такиего прикосновение, расплылась в улыбке.

…

— Курить, кто идет?

Даже не повела взором.

Я тверда в своем решении. И ничто этого не изменит.

Глубокий, шумный вдох — и прогнать нахлынувший едкий, физический позыв.

— Злата?

— Нет. Спасибо, я бросила.

(заметила — метнул Матвей в тот же миг на менякороткий взгляд, а затем, видимо, одумавшись, вновь уставился в монитор)

* * *

— Милая, ты устала. Езжай домой.

Подняла кепку и бросила на него злобный взор.

Не шутил.

— Да нет уж. Я лучше дождусь.

(мило, отчасти с издевкой, ухмыльнулся, словно прочел мои мысли; едва заметно покачал головой)

— Я тебе ключи дам.

(жар вмиг хлынул к щекам и те запылали от смущения)

— Й-я дождусь.

(все еще дрожа от радости в душе, с уверенностью в голосе вновь проконстатировала свое решение)

* * *

Резко распахнулась дверь, и внутрь ввалился взбудораженный Влад.

Живо уставились все на него. Немой вопрос застыл на наших лицах, но предупредительно дали молодому человеку продышаться.

— Ну, что? — наконец-то не выдержал Агатов.

Еще один шумный вдох, и, наконец-то совладав с собой, выдал:

— Второй на левом крайнем потух.

— И?

— Ивана Васильевича нигде не могу найти. Хрен его знает, где запропастился.

— Большой, малый?

— Большой.

Шумный вздох, проведя ладонями по коленям. Замер Матвей.

— Ясно, — подорвался с места. — Схожу, посмотрю. А ты следи за монитором и сценой.

— Я с тобой.

Бросил на меня короткий взгляд, но ничего не ответил.

(но на губах расплылась улыбка)

…

Утопая в тихой радости, что вновь останемся одни, совсем из головы выскочили мысли о том, где нахожусь.

Быстрые, резвые шаги по коридору, догоняя Матвея. И лишь, когда ужесовсем вылетела из-а поворота, когда вот так в открытую, едва не налетела на толпу ребят, поняла, что творю.

Дикий визг, крик — и толпа ринулась на меня.

Агатов замер в шоке и растерянности. Сделал, было, шаг ко мне в попытке защитить, но тут же покорно застыл.

Меня обступили, бестактно став тыкать в лицо блокноты с ручками. Громкие звуки залили все вокруг, так что не то, что можно было бы слово внятное донести к адресату, а и самой себя услышать.

Многозначительный взгляд в глаза и кивнула, отпуская.

Перевела взор на ребят, и, нарисовав дежурную улыбку, попыталась занять удобное положение, дабы удержаться на ногах, противостоять их напору, что был не слабее бурлящего моря. Глубокий вдох — и начать по очереди раздавать автографы…

Не знаю, сколько прошло времени, но умело справившись с облогой, нагло бросаю поклонников и уже, натянув по самый нос кепку, бегу в ту сторону, где перед этим скрылся мой Матвей.

Расспросить персонал — и, ловко отбив «чечетку» по ступенькам, прорваться к верхним, «техническим» лоджиям.

Скрипнула дверь.

— Привет.

Живо бросив на меня взгляд, мило улыбнулся. Промолчал. Вновь принялся ковыряться в раскуроченном прожекторе.

— Что-то серьезное?

— Да не думаю. Сейчас проверим.