Осень в Пекине

— Наверно, можно делать что-нибудь... — сказал Анжель. — Например, помогать людям... — Он усмехнулся. — Только сразу арестуют. Понимаете, ведь убить Анну и Рошель тоже можно...

— Очевидно, — согласился Грыжан.

— И строить никому не нужную железную дорогу...

— Разумеется.

— И что же тогда?

— Тогда, выходит, вы ничего больше не видите? — Грыжан сел рядом на песок. — В таком случае пейте. Если вашего воображения ни на что больше не хватает.

Они оба замолчали. Анжель напряженно думал; лицо его осунулось.

— Я в затруднении, — сказал он наконец. — Я знаю, что нужно увидеть, что почувствовать, но я не знаю пока, что надо делать. И я не могу забыть то, что я уже сделал.

— Вы мне осточертели, — сказал аббат. — Не тяните резину. Пейте.

Анжель выпустил из рук пузырек. Грыжан и пальцем не шевельнул, чтобы его поднять; флакон быстро опустел. Анжель сидел, сжавшийся, напряженный. Потом вдруг мышцы его расслабились, руки бессильно повисли. Он поднял голову и потянул носом воздух.

— Не знаю, — повторил он. — Для начала все же надо увидеть. Кто ничего не хочет, далеко видит.

— А вы уверены, что видите? — спросил Грыжан.

— Я столько всего вижу. Мне столько всего еще нужно увидеть...

— Кто многое видел, знает, что делать, — заметил аббат.

— Знает, что делать... — повторил Анжель.

— Чего уж проще, — сказал аббат.

Анжель не ответил. Он раскручивал в голове какую-то мысль.

— Профессор Жуйживьом ушел в черную зону, — сказал он.

— Это приблизительно то же, как если бы вы выпили. Видите, и это можно сделать.

— А так лучше? — спросил Анжель.

— По-моему, это серьезный промах, — сказал аббат. — Впрочем, сойдет для примера. Иллюстрации промахов тоже нужны.

Грыжан собрался с мыслями.

— Не хотите ли прочесть молитву? — предложил он. —

Ехали татары...

— Кошку потеряли, кошка сдохла, хвост облез...

— Кто первым засмеется, тот ее и съест. Аминь, — заключил аббат.

— Это для Дюдю надо спеть, — сказал Анжель.

— Сын мой, вы, оказывается, насмешник и злопыхатель.

Они встали. Прямо перед ними на рельсах разлегся почти готовый поезд. Водители грузовиков лупили здоровенными молотами по железному корпусу топки, и черная сталь гулко гудела на солнце.

XI

Мне кажется странным, что такому серьезному мальчику, как Борис, могла в 1889 году прийти в голову дикая мысль переписывать всякий вздор.

Ш. Шассе, «Истоки «Короля Убю», изд. Флури, стр. 44

Поезд состоял из двух вагонов. Директор Дюдю созвал на перрон весь персонал. На временной платформе, спешно сооруженной Мареном и Карло, толпились люди. Карло и Марен тоже были там, каждый во главе собственного семейства; а еще эта сволочь Арлан, три водителя грузовиков (из коих один уже кидал в топку уголь), сам Дюдю и Дюпон, чернокожий прислужник Атанагора. Дюпон получил особое приглашение и страшно волновался, потому что для него было зарезервировано отдельное купе, в котором ему предстояло остаться с Амадисом наедине. Раздался громкий свисток, и публика ринулась на штурм вагонных ступенек.

Анжель и Грыжан взирали на происходящее с вершины холма. Атанагор со своими помощниками не пожелал оторваться от раскопок, а отшельник должен был трудиться над негритянкой.

Директор Дюдю показался в окне отдельного купе и трижды махнул рукой, давая сигнал к отправлению. Вскрикнули тормоза, пыхнул пар, и, радостно поскрипывая, состав тронулся с места. В окнах замелькали носовые платки.

— Вам тоже следовало там быть, — сказал Грыжан.

— Я больше не числюсь в Обществе, — ответил Анжель. — Мне противно смотреть на этот поезд.

— Согласен: абсолютно бесполезная вещь.

Они наблюдали за тем, как локомотив протиснулся меж двух половинок разрушенного отеля. Солнце искрилось на лакированных вагонных крышах, а гепатроли пунцово вспыхивали на изуродованном фасаде.

— Почему колеса так гулко стучат по рельсам? — спросил Грыжан. — Точно там внизу пустота.

— Это обычный резонанс, создаваемый балластом, — объяснил Анжель.

Поезд скрылся из виду, только дым взлетал в воздух белыми ватными клочьями.

— Он вернется, — сказал Анжель.

— Так я и предполагал, — ответил аббат.

Они ждали молча, сосредоточенно прислушиваясь к затихающему вдалеке учащенному дыханию паровоза. Через некоторое время шум вновь стал нарастать.

В тот момент, когда поезд, пятясь, въезжал в отель, что-то глухо загудело. Состав дрогнул, рельсы просели. Мгновение — и паровоз исчез в провале. Гигантская трещина прошла по всей длине пути, раздвинулась, засасывая вагоны. Тяжело бухались глыбы, крошились камни, дорога медленно тонула, как тропа, заливаемая приливом. Песчаные насыпи сползали косыми складками, зыбились волнами, рожденными в глубине, спешащими добежать до вершины, пока маленькие желтые песчинки катятся вниз по склону.