Осень в Пекине

— Господа! Уже сейчас не возникает сомнений в том, что проделанная секретарем работа достойна наивысших похвал. Кроме того, я хотел сообщить, что Робер Гундос де Ринос, мой племянник, кажется мне идеальной кандидатурой на место коммерческого директора нашего предприятия. Было бы только естественно, если бы он сам назначил себе жалованье и подобрал секретаршу.

— Безусловно.

— Что касается технического персонала, то оплата его труда должна соответствовать установленной сетке плюс надбавка за работу в пустыне.

— Я придерживаюсь иного мнения.

— В кои-то веки он прав.

— А за что им вообще платить? Никаких особых знаний или умений от них не требуется. Нужно просто чисто механически делать то, чему тебя обучили.

— Никакой надбавки за пустыню!

— Небольшую надбавку за пустыню.

— Этот вопрос надо проработать.

— Господа! Заседание окончено.

— Отдайте открытку!

— Мы так и не поговорили о рабочих…

— В следующий раз!

— Я придерживаюсь иного мнения.

Тут они все не разом встали и бестолково и шумно направились к выходу. Привратник попрощался с ними у двери, а затем, волоча свою дикую лапу, медленно побрел к месту кончины заседания, возмутительно провонявшему дымом.

III

Установлено, что грудные дети, равно как и детеныши животных, склонны сосать все, что попадает им в рот. Поэтому следует учить их сосать материнскую грудь, а не что-либо иное.

(Лорд Реглан. Запрещенный инцест. Изд. Пейо,1935, с.29)

Чемодан казался Анну очень тяжелым — он задавался вопросом, не слишком ли там много никому не нужных предметов второй необходимости. Ответа от себя он так и не дождался, ибо не был достаточно откровенен с самим собой, из-за чего и оступился на последней ступеньке натертой до блеска лестницы. Нога его проскользнула вперед, а рука непроизвольным движением метнула чемодан в стекло фрамуги. Анн быстро вскочил на ноги, выбежал из дома и поймал чемодан со стороны улицы. Он согнулся под его тяжестью; от физических усилий у него раздулась шея, и от воротничка отлетела пуговица из светлого блестящего металла, купленная им пять лет назад на благотворительной ярмарке. Узел галстука разошелся сразу на несколько сантиметров, и Анн понял, что все придется начинать сначала. Оторвав ценой неимоверных усилий чемодан от земли, он забросил его в окно, вбежал задом наперед в дверь, чтобы ухватить его у подножия лестницы и опять-таки пятясь спиной взбежал по ступенькам вверх. Он с облегчением вздохнул, когда понял, что галстук снова затянулся у него на шее, а пуговица на воротничке опять щекочет его кадык.

На сей раз Анн уже без приключений покинул здание и сразу повернул по тротуару направо.

Одновременно с ним из своей квартиры выходила Бирюза: она очень спешила, чтобы успеть на вокзал до того, как машинист выстрелит из стартового пистолета. Из соображений экономии на государственной железной дороге использовался исключительно старый, отсыревший порох, и на курок полагалось нажимать за полчаса до выстрела, чтобы сам выстрел прозвучал примерно в назначенный срок. Но случалось так, что пистолет выстреливал почти сразу. К тому же она потеряла массу времени, подбирая перед зеркалом дорожный костюм, зато результат был ослепительным.

На ней было распахнутое легкое пальто из шерстяного сверхбукле, под которым зеленело платье липового цвета, простого изысканного покроя, ноги ее были обтянуты чулками из тонкого нейлона, а изящные ступни облачены в туфельки из крокосвиньей кожи зеленовато-розового оттенка. Чемодан следовал за ней на расстоянии нескольких метров: его нес ее младший брат, явившийся добровольно, чтобы ей помочь, и Бирюза, дабы поощрить его, поручила ему эту очень важную и ответственную работу.

Распахнутая пасть метро зияла неподалеку от ее дома и с неизменным успехом заглатывала толпы неосмотрительных прохожих. Временами, однако, наблюдался и обратный процесс: в рвотном спазме подземное чудовище с трудом исторгало из себя бледных и подавленных граждан, одежда которых уже пропиталась отвратительным запахом его вонючих кишок.