Осень в Сокольниках

— Там клуба нет, товарищ подполковник, там безобразие одно.

— Это я шучу, шучу, Гусельщиков. А с кем он дружит?

— Кто?

— Силин. Хоттабыч этот.

— Да откуда у него друзья, так, собутыльники.

— Ас кем пьет чаще всего?

— С кем придется.

— Ну ладно, Гусельщиков, чаю хотите?

Лейтенант опять с недоумением посмотрел на Вадима. Он никак не мог понять, шутит подполковник или нет.

— Я уже завтракал, товарищ подполковник. Я могу идти?

— Идите.

Лейтенант повернулся через левое плечо. Повернулся четко, видимо, в армии он был отличным строевиком, и вышел.

— Он парень хороший, старательный, службу несет отлично, — сказал Симаков, заваривая чай.

Над старым фаянсовым чайником с отбитой ручкой поднялся ароматный парок.

— Запах чувствуете? Это я для вкуса чебреца добавляю. Трава такая, мне ее один парнишка из Ростова присылает, вкус необыкновенный у чая.

— Строгий он очень, Гусельщиков ваш. Строгий и четкий, как устав.

— А разве плохо?

— Нет, почему же. Плохого ничего нет. Только у нашей службы одна особенность есть, Симаков, мы с людьми работаем, поэтому деятельность наша простирается в сфере душевной.

— У него на участке этих душ, Вадим Николаевич, тысяч пять. В каждую не влезешь.

— А я его не призываю лезть в каждую. Но вот каждого, кто на пустыре пьет, он должен изучить досконально.

— Молодой он…

— Ты, Симаков, видно считаешь, что преступники на это скидку делают, на возраст. Наливай чай, да пойду я.

— Куда?

— Тряхну стариной, займусь личным сыском.

— Да вроде вам не с руки, все же начальник отдела МУРа.

— Слушай, Симаков, ты приключения читать любишь?

— А кто их не любит читать?

— Любят все, только не все сознаются.

— А почему вы меня спросили?

— Так, к нашему разговору о должностях. Шерлок Холмс вошел в историю как сыщик, а не как руководитель.

— Зато Мегрэ был комиссаром, вроде как вы начальником отдела.

— Твоя правда, Симаков, но ведь и он занимался личным сыском. Давай мне адрес Силина.

Калугин поехал в управление. Пока его старенький «Москвич» бежал по Бульварному кольцу, он прикидывал возможные варианты поиска. Майор знал Орлова, ценил его как отличного работника и ценного оперативника, но вместе с тем он прекрасно понимал, что ограбление особняка лежало вне сферы служебных устремлений подполковника. Калугин на месте преступления внимательно следил за Вадимом и видел, что руководитель группы ведет поиск, безусловно, правильно, но все же хищение антиквариата имеет свою, определенную специфику, и если первичное действие — ограбление — как таковое вполне идентично любому другому преступлению, то заключительная фаза — сбыт — имеет совсем иные формы. Золотые украшения, драгоценности, меха, стереофонику сбыть вообще-то нетрудно. Есть много желающих приобрести это в теплых краях, да и не только там. А вот медальоны Лимарева может купить не каждый.

Даже коллекционеры-фанатики не пойдут на это.

Они дорожат своим добрым именем. Значит, медальоны брали для продажи, как говорят фарцовщики, «за бугор», то бишь за границу.

В том, что это так, Калугин не сомневался ни на одну секунду. Он слишком долго работал по антиквариату и точно знал, как из страны исчезают редчайшие ценности.

Но решиться на такое могли только люди наглые, смелые и многоопытные.

Он уже предположительно наметил несколько человек. И сейчас, пробираясь между троллейбусом и длинной иномаркой, чтобы перестроиться в левый ряд, он всячески пытался связать этих людей со Славским. А основания для этого у него были. Семь лет назад проходил студент 1-го курса Строгановского института Сергей Славский по делу некоего Хомутова. Именно Славский реставрировал краденые иконы и картины. Калугин хорошо помнил допрос Славского. Его уверенность, ироничность, а главное, твердость. Только после очных ставок студент начал давать показания. Даже опытные, много видевшие инспекторы удивлялись. Начальник их отдела Борис Смолин сказал тогда:

— Способный молодой человек, очень способный, способный на все.

Поэтому Калугин и ехал на Петровку. Уж очень его интересовали связи этого «способного на все» человека.

Кабинет его напоминал запасник маленького музея.

Весь угол был завален иконами, картинами, на сейфе стояли громадные бронзовые часы.

Только нездоровая фантазия могла изобрести столь небывалое чудо. Видимо, когда-то эти часы заказывал человек, имевший прямое отношение к армии. На циферблате переплетались копья, кивера и мечи, стрелки были выполнены под шпаги. Венчали это сооружение двое обнаженных, мускулистых мужчин со шлемами на голове. Они занесли над колоколом, исполненным в виде пушечного ядра, покрытые бронзовыми колючками палицы.