И в красках этого вечера чувствовалась скорая осень.
Вадим снял пиджак, повесил его на спинку стула, распустил узел галстука.
— Снимите пиджак, — предложил Вадим.
— Ничего, Вадим Николаевич, спасибо. Мне не жарко.
Фомин сидел на стуле фундаментально и твердо, словно памятник, облитый синим жарким костюмом.
Казалось, что погода никогда не действует на него. Лицо у него и зимой и летом было одинаково темно-загорелое, как будто навсегда обожженное ветром.
— Как вы думаете, — спросил Вадим, — это Силин?
— Мог, конечно. Пьянь, она и есть пьянь, украл, да за бутылку продал. Им же все равно.
— А вы разве не пьете, Павел Степанович?
— А кто нынче не пьет? Люблю даже. После работы или в гостях когда. К брату в деревню если езжу. Но я норму знаю. Взял пару стаканов и отойди.
— Тонких или толстых?
— Чего?
— Стаканов.
— Так какие на стол ставят, но всегда норму знаю.
— Устрашающая у вас норма.
— Это, Вадим Николаевич, от организма зависит.
— Мне бы такой организм.
— Это от воспитателя зависит.
— Сколько у нас отдыхает гражданин Силин? — Вадим посмотрел на часы. — Пять часов. Сон алкоголика крепок, но краток. Пора с ним познакомиться ближе.
Вадим поднял телефонную трубку.
Сердце проваливалось, и каждый шаг давался ему с трудом. Силин еле волочил ноги, идя впереди конвойного милиционера. Он уже понял, что это не отделение и не вытрезвитель. Понял, что случилось с ним страшное, только вот что? Мысли в голове были, как детские кубики с буквами, из которых он никак не мог сложить слово.
А слово это именовалось — беда. Но не складывалось оно никак. И поэтому все происшедшее Силин воспринимал не целиком, а фрагментарно.
Вот лестница, закрытая металлической сеткой. Зачем она? Сетка-то эта?
Вон милиционер в форме прошел, ведя на поводке овчарку. Здоровую. Равнодушно-презрительную ко всему. Штатских много. Торопятся, куда-то спешат.
— Стой, — скомандовал конвоир и постучал в дверь.
— Заходите, — крикнул веселый голос.
Силин вошел и увидел человека без пиджака, в рубашке с приспущенным галстуком. Он стоял посередине комнаты и улыбался.
Где же он видел-то его? Где? Совсем недавно? Где?!
— Садитесь, Силин, располагайтесь удобнее, мы с вами сейчас поговорим о делах наших невеселых.
Силин увидел второго, тяжелого и мрачного, сидевшего у окна на стуле.
— Эк как вас скрутило-то, — сказал высокий и покачал головой.
Силина трясло, он ухватился за край стула, и тот пополз по паркету.
Фомин встал, подошел ближе, посмотрел внимательно и с сожалением.
— От него толку не будет сегодня, Вадим Николаевич.
— Время, Павел Степанович, время. Ну надо же так нажраться до безумия.
— Время, оно, конечно, — Фомин достал сигарету, разломил, всунул в мундштук. — Время. Конечно…
— Что? — перебил его Орлов.
— Конечно, метод есть, его в порядок привести…
— Врача вызвать? — насмешливо спросил Вадим. — Врача похметолога. Я что-то такого направления в медицине не знаю.
— Зачем, — Фомин затянулся, — проще все сделать можно. Если вы, конечно, не возражаете.
— Дорогой Павел Степанович, как я могу возражать.
— Как?
— Ну тогда не сердитесь. Это наш старый метод. Мы им в пятьдесят первом Витю Утюга в порядок приводили.
Фомин вышел, а Вадим посмотрел на Силина.
На стуле сидел трясущийся, небритый человек в грязной рубашке, мятом костюме.
И Вадим подумал о том, что сколько сил и средств затрачено было для того, чтобы это подобие человека оказалось в его кабинете. Странно как-то, он, подполковник милиции, здоровый мужик, вместо того чтобы работать где-нибудь на стройке или в геологии, должен из-за таких, как Силин, растрачивать свою энергию и душевные силы. А сколько таких офицеров в милиции, во всей стране? Обидно тратить себя на всякую сволочь, когда можно было бы так много сделать прекрасного.
Вошел Фомин, неся нечто, прикрытое газетой.
— Что это? — спросил Вадим.
— Лекарство.
Фомин подошел к Силину, подтянул стул и сел рядом.
— Ну, Петя, давай. Прими. А то совсем Богу душу отдашь.
Фомин снял газету, и Вадим увидел у него в руке тонкий стакан, наполненный до половины.
Силин дернулся и даже трястись перестал.
— На, Петя, пей.
Силин трясущимися руками взял стакан. И со стоном в два глотка выпил его.
Вадим впервые так близко видел настоящего алкоголика. Силин был даже не алкоголик, он уже переступил эту грань. На стуле сидел человек, больной какой-то страшной болезнью. Она разрушала не только здоровье, но и уничтожала его как личность. Человека не было. Было нечто, имеющее привычный человеческий облик. И вот это нечто откашлялось и посмотрело на Вадима вполне осмысленными глазами.
— Гражданин Силин, вы понимаете, где находитесь?
— Нет, — выдавил, выдохнул Силин хрипло и придушенно. Он помолчал, огляделся. — В милиции вроде.
— Вы находитесь в Управлении Московского уголовного розыска.
— На Петровке, что ль?
— Именно, гражданин Силин, именно на Петровке.
— Значит, не за драку? — Голос Силина позвучнел, обрел некоторую твердость.
— Позвольте, Вадим Николаевич? — Фомин подвинул стул, сел рядом с Силиным.
— Не за драку, Петя. Здесь МУР, мы хулиганами не занимаемся. Усек?
Силин молчал.