Осень в Сокольниках

Кафтанов откинул крышку, под ней лежал клетчатый плотный плед, он снял его и вынул несколько толстых пачек денег.

— Прошу пересчитать.

Потом снял плотный материал и достал один за другим шесть овальных предметов, аккуратно упакованных в слой ваты. Осторожно освободил один из них, и на стол лег первый эмалевый медальон.

— Господин Корнье, как эти вещи могли попасть к вам?

— Не знаю, господин генерал.

— Вы настаиваете на этом?

— Да.

— Мы располагаем показаниями гражданки Кольцовой Натальи Васильевны, в которых она рассказывает о вашей деятельности, несовместимой с положением гостя нашей страны.

— О чем именно пишет моя невеста мадам Кольцова?

— О том, что вы занимались скупкой заведомо краденых вещей и контрабандным провозом их за границу.

— Это оговор. Но тем не менее я хотел бы ознакомиться с ее показаниями.

— Вы их прочтете позже.

В кабинет вошел сухощавый пожилой человек.

— Кто этот господин? — спросил Корнье.

— Эксперт-искусствовед профессор Забродин.

Корнье слышал это имя и с любопытством посмотрел на Забродина. Именно его статья навела шефа на Лимарева. Забродин подошел к столу. Шесть медальонов в ряд лежали на нем. Освещенные лампами дневного света они казались тусклыми и неинтересными.

— Они? — спросил Забродина Кафтанов.

— Они, — Забродин погладил ладонью медальон.

— Я прошу вас, Владимир Федорович, выступить в качестве эксперта.

— Что я должен сделать?

— Вам все объяснит следователь Малюков.

— Господа, — Корнье встал, — здесь происходит бесчинство и беззаконие. Я коммерсант. У меня доброе имя. Меня хорошо знают в русских внешнеторговых организациях. Это провокация.

— Вы обвиняете нас? — недобро прищурился Кафтанов.

— Если бы я меньше знал вашу страну, то пошел бы по пути разнузданных политиканов. Но я хорошо знаю русских. Я считаю это происками конкурирующей английской фирмы.

— И на том спасибо, хоть не мы виноваты, — Кафтанов подождал, пока его слова переведут Корнье. Он смотрел на бельгийца и думал, что этот парень не такой дурак и версию для защиты выбрал неожиданную и твердую.

— Господин Корнье, мы предъявим вам магнитофонную запись вашего разговора с гражданином Долгушиным, а также покажем видеопленку, из которой явствует, что именно он положил этот чемодан в вашу машину.

— Да, в машину. В мою машину подложил. Он же не передал его из рук в руки.

Малюков, писавший протокол, выслушав перевод, с любопытством посмотрел на Корнье.

— Потом, господин генерал, — продолжал бельгиец, — в вашей стране магнитные и видеопленки не являются доказательством для суда. А кроме того, я не знаю никакого Долгушина. Возможно, этот человек и действовал по заданию моих конкурентов.

Корнье мельком взглянул на часы.

— Господин Корнье, — Кафтанов подошел к задержанному, — Долгушин не улетит в Париж, он скоро будет здесь, рядом с вами.

Альберт внутренне был готов к этому, но все же новость была неприятной.

— Но я не знаю Долгушина.

Кафтанов открыл папку, лежащую на столе, вынул из нее цветную фотографию, сделанную аппаратом «Полароид». На берегу реки сидели Корнье и Долгушин, на траве лежала скатерть, на которой громоздились бутылки, рядом Наташа жарила шашлыки.

— Эту фотографию мы обнаружили при обыске на квартире Кольцовой. Здесь вы и Долгушин.

Корнье мысленно выругался. Как же он забыл порвать все эти снимки. Они тогда здорово надрались. Он привез в подарок Наташе этот фотоаппарат, и снимал их какой-то маленький вертлявый человек по имени Семен.

— Возможно, но я не помню, мадам Кольцова знакомила меня со многими своими друзьями.

Кафтанов усмехнулся и положил фотографии обратно.

— Господин генерал, я не сомневаюсь, что все, что происходит здесь, делается на основании законов вашей страны. Но я бельгийский подданный и прошу пригласить представителя моего посольства.

— Господин Корнье, мы известили ваше посольство. Завтра утром вы встретитесь с вашим дипломатом и работником Министерства иностранных дел СССР.

— Я могу быть свободен?

— Нет. Нам еще надо о многом побеседовать.