Осень в Сокольниках

– Вы творец, вам и карты в руки.

– Знаете, чепуха, конечно, но я люблю хорошие часы и хороший табак. И почему-то всегда на это обращаю внимание.

– Поэтому вы так и смотрели на мои часы.

– У вас хорошая «Сейко-5 Актус».

– Правильно.

– Курите вы американсий «Кэмел», без фильтра, он продается в ЦДЛ, ресторане аэровокзала и в «Узбекистане». Правильно?

– Да. А вы курите «Житан». Сигареты французские, в продаже их нет.

– Тоже правильно. Мне их присылает сестра. Она замужем за работником торгпредства, живет в Париже.

– Так что же все-таки поразило вас?

– Понимаете, – Славский вытащил из пачки новую сигарету. – Я, пожалуй, бы нарисовал ночь, силуэт женщины у машины и огонек сигареты.

– Но почему женщины?

– Не знаю, но что-то заставляет меня это сделать.

К ним подошел Калугин.

– Вадим Николаевич, будете осматривать особняк?

– А смысл есть?

– Ассоциативный ряд.

– Пожалуй. Вы, Сергей Викторович, проводите нас?

– Конечно. Я сам еще там не был.

– Почему?

– Ваших коллег водил мой реставратор, Коля Ларионов. Я расстроился очень.

Калугин внимательно и быстро посмотрел на Славского.

Не простой был это взгляд. Ох, не простой!

И Вадим заметил его. Заметил и учел.

Симаков стоял в вестибюле особняка и о чем-то спорил с Фоминым. Он тыкал ему пальцем в грудь, возмущенно всплескивал руками.

Фомин, расставив ноги, облитый темным жарким костюмом, словно врос в пол, и сдвинуть его никакой возможности не было.

– О чем спор? – Орлов бегло осмотрелся.

– Товарищ подполковник, Вадим Николаевич, – Симаков даже запнулся от возмущения, – вы послушайте, что Павел Степанович говорит, послушайте.

Орлов внимательно посмотрел на Фомина.

– Здесь артельно работали, Вадим Николаевич, – бесстрастно сказал Фомин.

– Как это?

– А очень просто. Давайте наверх поднимемся, я вам покажу.

– Вы, Павел Степанович, – Симаков зло смял сигарету, – конечно, человек опытный, и мы вас уважаем, вроде бы как реликвию.

Фомин повернулся к Симакову сразу, всем корпусом.

Посмотрел на него, прищурившись. Глаза его были холодны и бесстрастны, усмехнулся.

– Реликвия, говоришь, капитан. Вроде бы как экспонат музея криминалистики. Нет у меня на тебя обиды, Симаков. Нету. Потому что с обидой наше дело не делается. Ты вот в академии учишься. Это хорошо.

Только сыскная наша академия – это опыт, Симаков.

Д обиды у меня на тебя нету. Мы здесь не в городки играем, а кражонку раскрыть должны. Так что ум – хорошо, а два – лучше. Ты это уясни, Симаков, тебе до пенсии еще как медному котелку… А наше дело ума да совета требует.

– Брэк, – сказал Вадим, – давайте временно закончим спор теории и практики. Мы не на дискуссии в журнале «Советская милиция», а на месте происшествия. Ваши соображения, Симаков.

Они поднялись на второй этаж особняка. Что здесь было в те далекие годы, когда домом владел генерал Сухотин, можно бьшо представить, только запасшись могучей фантазией, свойственной, пожалуй, одному лишь Жюль Верну.

Зал, который раньше именовался каминной гостиной, напоминал декорацию к фильму об обороне Сталинграда. Окна с выбитыми стеклами, на стенах шесть дыр от медальонов, остатки камина напоминали снарядную воронку.

– Да. – Вадим взял Славского под руку, – пока это лишь напоминает музей.

– Вы должны были сюда прийти зимой. Первого декабря мы собирались открыть экспозицию. Собирались.

Славский подошел к размонтированному камину, хлопнул ладонью по стене.

– Здесь был фарфоровый камин, подражание Ватто.

Работы французского мастера Жюля Пино. Мы разобрали его и должны были отвезти на реставрацию. Шесть медальонов работы Лимарева. Их должен был реставрировать а. Первичную обработку начал прямо в этой комнате.

– Теперь слушайте, что я скажу, – Фомин достал таток, вытер голову, – кто-то усыпил сторожа и забрал картинки эти настенные. Причем ни одного отпечатка не оставил. В протоколе осмотра места происшествия указаны следы. Точно такие же, как при ограблении квартиры и дачи академика Муравьева. Преступники надевали на ноги полиэтиленовые пакеты. Так?

– Так, – нехотя ответил Симаков.

– Значит, приехали на машине, сторожа опоили -лапинкой", взяли картинки и ушли. А потом смотри. В соседней комнате лежала керамическая плитка. Где она лежала, гражданин Славский?

Художник прошел в соседнюю комнату, хлопнул ладонью по печке-голландке.

– Здесь. Прямо здесь.

– Так, Симаков, – Фомин подошел к Славскому. – Вот здесь эксперт согласно протоколу осмотра места происшествия, зафиксировал следы ботинок с характерной деформацией каблука на правой ноге. Так?

– Так, – мрачно ответил Симаков.

– Те же следы обнаружены на лестнице и потом на влажной земле. Так?

– Ну и что?

– А вот что: следы, обмотанные полиэтиленом, практически смыты дождем. Так?

– Да что вы заладили, так да так.

– А то, Симаков, что керамическую плитку выносили позже. Кто-то другой. Этот другой увидел взломанную дверь, поднялся, сложил плитку в мешок и уволок, потом сделал несколько ходок, вывозил на тележке решетки и ковку. Вот отсюда и следы велосипедных колес в протоколе осмотра. Тележка была на этих колесах.

Такие мои соображения. Тут уж не сердись, Симаков.