Осень в Задонье

Тянулся день пасмурный, теплый. Порою приходили темные тучи. И тогда туманилась даль, но вокруг и рядом светила белью листва тополевая, устилавшая землю, и теплилось кроткое свечное пламя листвы вербовой, и радовал глаз чистый янтарь дубов на ветвях и в подножьях. В прорехах туч синее небо проглядывало в той ли, другой стороне; и свет солнечный длинными прямыми лучами ясно выказывал далекие степные курганы, которые за веком век сторожат огромный простор Задонья, неволею завораживающий. Оглянешься и замрешь. Замрешь и чуешь, как душа твоя принимает этот простор. А тело — лишь малая плоть, муравьиная, но плоть от плоти великой, благодарная, потому что живая. И ничего ей не надо, кроме того, что дано от рожденья: небо, земля, горечь и сладость трав, пресный дух воды, солнца нечаянный луч да голос ветра в кронах деревьев, в густой камышовой заросли. Покой, тишина и простор. Это осень пришла в Задонье. Осенью птиц не слышно. Смолкли и улетели. Лишь орлан-белохвост клекочет у гнезда, на вершине могучего тополя. Молодой орлан давно оперился, встал на крыло, кормится сам. Но гнездо родительское покидать не хочет. Улетит, а потом возвращается. Улетает надолго, ночь-другую проведет вдали. И снова вернется.

Но орел — не коршун. Большой птице нужен немалый простор для житья. Потому и , напоминая закон вечный: поднялся на крыло, вырос, значит, пора улетать, навсегда забывая гнездо родительское. Но это трудно даже могучим птицам. А тем более людям.

У Ивана Басакина родное гнездо в поселке. Но что там? Квартира в двухэтажке, рядом — серая стена пятиэтажного дома. Куча дощатых сараев, ржавых железных гаражей, мусорные баки, пустой двор — та же мусорка, бездомные собаки да кошки и такие же, словно бездомные, люди толкутся возле магазина и гаражей, по возможности выпиваютолкуют все об одном: «Вот раньшеот на заводе… Вот при советской власти…»

Нет, нетусть — вагончик, дрова и печка, пусть — керосиновая лампа… Но прокормиться здесь можно. Вот они — коровы, бычки, овечки это лишь начало. Даст бог Павел должен помочь: обещает свет и дорогу, хотя бы до Большого Басакина. А что до работы, то она везде работа. Задаром хлеб не дают. И прежде, на заводе. А тем более теперьвои мытарства вспомнишь, тошно становится.

А здесь можно работать и жить, помаленьку обустраиваясь. Пока пусть и вагончик. Но Павел обещает дом: бревенчатый, сборный. Он будет очень кстати для малыша и Ольги. А что до самого Ивана, то ему и в вагончике хорошо. В нем — лишь спать. А долгий день — в работе, на воле, порою такой, как сейчас.

Осеннее хмурое небо, светлая земля, на которой отава-трава зеленая. Дубы, тополя, вербы в желтизне, янтаре, позолоте и красной меди листвы. Ветер шуршит, падают листья, осветляя землю. Голубая речка, бегущая к Дону, по берегам которого вовсе просторный разлив золотого, багряного, алого. И стылая вода: у берегов — впрозелень, на глубине — холодная сталь. Рядом своя скотина, пока ее немного. Но и времени прошло немного. Но полсотни голов, вот они, вольно пасутся. На зиму кормов хватит. Свои телята будут. И немало. А еще — птица. Овечек бы надо , на них хороший спрос. На индюков — тоже. Вся скотина — под крышей, в тепле будет зимовать. Огород кормит, сад молодой поднимается. Конечно, много работы. И все руками, вилами, лопатой да на горбу. От этого, может, с непривычки, спина стала побаливать. слава богу, что есть она, эта работа. Она — для себя, для детей. Для Тимошки.

В поселке Тимоша во дворе лишь по крышам гаражей скакал, гонял «вампиров», засевших на мусорке. Там у Тимоши была лишь одна отрада — летняя «халабуда» в листве и ветвях старого клена. Здесь — все его: земля и всякая . Помощник растет. Уже и сейчас помощник.

Осенний пасмурный день медленно угасал. Туманилась и прежде поры темнела просторная речная долина. В гущину деревьев, кустов крались сумерки. Остывал, словно покрываясь пеплом, жар осенней листвы.

Всего лишь смеркалось. Но порой чудилось, что это не вечер дня, а вечер жизни.

Далекий звук мотоцикла и тарахтенье прыгающей на ухабах коляски возвратил Ивана Басакина к часу нынешнему. Коровы и овечки спокойно паслись. Пастушья просторная сумка была полна. Правда, угощать некого сладким терном.

Мотоцикл потарахтел верхом, направляясь к Красным ярам, к броду, а через него — на хутор. Молодой папа Мышкин с женою подались к своему дому.

К своему подворью повернул и подогнал стадо Иван, а потом обогнал скотину, которая будет пастись дотемна, потихоньку подбираясь к дому. Надо было птицу покормить и загнать ее на ночлег.

Гул, вначале далекий, потом нарастающий, застал его на подворье. Это был гул вертолета, который шел от Дона, от холмов его напрямую к Белой горе, возле которой он приземлился.