Осень женщины. Голубая герцогиня

Его средства истощились, он устал от этой неопределенности в свои сорок с лишним лет и желание богатства и положения побудило его согласиться на брак. Два финансиста, его товарищи Жан Эскъе и Роберт Артуа, основали несколькими годами раньше банкирские дома, один в Париже, другой в Люксембурге. Эти учреждения процветали, но капиталы были слабы, приходилось довольствоваться небольшими операциями и скромной клиентурой. Директора мечтали расширить дело; они предложили Сюржеру место директора, если он вложит капитал. Г-жа де ла-Мар давала за Жюли роскошное приданое и его-то и решил пустить в оборот ее будущий муж.

Конечно, бедная Жюли не в силах была бороться против воли канониссы и ее родных, приехавших в Париж с исключительною целью уговорить ее выйти замуж. Но все-таки прежде чем дать свое согласие, она написала сестре Косиме, спрашивая ее: «Что я должна сделать?»

Из своего далекого заключения итальянка ответила ей:

«Дитя мое, для нас, слабых женщин, есть только две большие дороги, ведущие к будущему: одна - замужество, другая - монастырская жизнь. Все остальные пути скользки. Мне кажется, что я вас хорошо знаю: вы не рождены для монастырской жизни. Если вы чувствуете себя способной полюбить вашего мужа, не сразу, конечно, а позднее, когда вы его хорошо узнаете, то выходите замуж».

Жюли искренно спрашивала самое себя:

Способна ли она полюбить человека, утомленного жизнью, но элегантного, предупредительного, даже любезного, которого представили ей и который с этих пор аккуратно, каждый день навещал ее у тетки и приносил ей дорогие цветы?… Увы!… Как ответить на этот вопрос? Она не могла даже представить себе всего значения слова «любить» по отношению к этому, чужому ей человеку, одно присутствие которого смущало ее до того, что слова не шли с ее уст. А у него под внешностью вивера билось сильное, беспокойное, но притупившееся от всевозможных приключений сердце. Конечно, он предпочел бы, для завоевания своего будущего положения в свете, иную спутницу, более оживленную и пылкую, но Жюли была красива, изящна, к тому же он не сомневался ни минуты, что она влюблена в него. Разве еще вчера он не нравился стольким женщинам?

Свадьба свершилась с большой помпой в капелле на улице Турин, «слишком маленькой для того, чтобы вместить всех приглашенных», как говорилось в газетах. Все дворянство Берри присутствовало на бракосочетании, представляя для парижан, друзей или родственников Антуана Сюржер интересную картину типов и провинциальных туалетов. Затем Антуан повез свою жену в Ville d’Avray на дачу, нанятую на медовый месяц.

Довольно было событий первого же дня, чтобы навсегда разъединить супругов. Жюли испытала почти такое же ощущение, какое испытывали прежние пленницы, когда их хватали варвары и, перекинув через седло, увозили галопом. Едва они остались вдвоем, как муж показал себя властелином над нею… То, что Жюли испытывала тогда, было не столько удивление, не столько страдание, сколько ужас к этому насилию, которого она не поняла как следует даже и после свершившегося факта. Результат был настолько силен, что каждая ласка мужа заставляла ее чуть не падать в обморок.

Антуан Сюржер, тщеславие которого, как покорителя женских сердец, было оскорблено, опомнился, старался исправить свою ошибку и нежным, упорным ухаживанием загладить свою грубость. Но дело было непоправимо. Он не мог даже сделать своей жене никакого упрека, потому что, в сущности, она была покорна ему, и кончил тем, что скоро от нее отвернулся.

К тому же у него явились иные заботы. Надо было вернуться в Париж. Новое финансовое товарищество было основано в обширном помещении, выходившем на улицу Saint-Lazare. Конторы занимали весь фасад. Уже несколько лет директор банка, Роберт Артуа, жил со своей женой, испанкой из Кубы и сыном в небольшом отеле, на углу улицы Св. Троицы. Сюржеры наняли себе один из частных домов; Антуан находил, что еще не время поражать Париж своей роскошью; он принадлежал к числу тех людей, которые хотят или княжеский отель, или уж простой дом; лучших рысаков Парижа или простую наемную карету. Через полгода после их переезда, третий директор, Жан Эскье, оставшись с маленькой дочерью после смертельных родов своей жены, поселился в верхнем этаже дома Сюржеров, пустовавшем до тех пор.