Осень женщины. Голубая герцогиня

Морис, покинув Фредера и Домье, удивлялся распущенности всей этой толпы. Кружившиеся пары так близко прижимались друг к другу, что женщина почти лежала в объятиях мужчины. Они отрывались друг от друга при последних звуках музыки и тотчас же переходили на почву светской любезности. Другие, сидя в стороне, разговаривали так тихо, что губы их не шевелились, но блеск их глаз говорил о многом… Достаточно было взглянуть на эти парочки, чтобы понять, что здесь происходит любовное свидание, что коротким словом назначался день, - а там отрывистый разговор - воспоминание прежних ласк, где слова и нескромные взгляды говорят красноречивее страстных движений.

И матери с чувством удовлетворения смотрели на эти apartes своих дочек с возбуждавшим их мужчиной; мужья спокойно играли в покер в соседних комнатах, подвергая своих жен на целую ночь атакам мужчин, и все эти люди воображали или прикидывались, что воображают, будто по окончании бала спокойствие и порядок вновь водворятся во взволнованных сердцах девушек и женщин, подобно тому, как утром будет стоять на своих местах мебель и висеть драпировки, сдвинутые и приподнятые в бальных залах.

Морис думал:

«Какое шутовство, какое тартюфство эта людская стыдливость! Только одна церковь разумна со своими светлыми, холодными, острыми, как кинжал, догматами… Это дозволено, то запрещено. Молодая женщина, молодая девушка не должны бывать на балах, потому что это расстраивает нервы. Вот глупость-то!… Церковь права».

Но размышления его были прерваны. Клара подходила к нему. В эту минуту образ Жюли так глубоко сидел в его душе, что он глядел на молодую девушку с безучастным любопытством.

«Она действительно слишком худа для того, чтоб декольтироваться. И потом, при освещении эта белизна кожи, эти слишком черные волосы… это даже как-то пугает… Она имеет вид живой покойницы».

- Вы нехорошо себя чувствуете? - спросил он ее.

Она ответила, вся вспыхнув:

- Да, немножко. Мне хотелось бы не продолжать котильона.

- Так что же, не продолжайте.

- Но кто же меня заменит?

- Кто-нибудь; г-жа Сюржер, например.

- Это правда, - сказала Клара. - Хотите ее попросить?

- Да, я иду.

Жюли уклонялась сперва, потом согласилась. Морис испытывал некоторое облегчение, вручая своего друга барону де Рие, вместо того, чтоб видеть ее расхаживающей под руку то с одним, то с другим. Он догадывался, что и на нее тоже оказывала свое влияние эта страстная атмосфера бала… Обнаженность плеч уже не беспокоила ее; она, не возмущаясь, слушала грубые комплименты, которые раньше заставляли ее страшно краснеть. Ей, конечно, приходилось слышать всевозможные изъяснения, которые делает мужчина, идя под руку с красивой женщиной, пробуя свои шансы, надеясь, что «это проймет»; он ничуть не огорчится неуспехом и, минуту спустя, будет повторять то же самое другой женщине. В эту ночь, несомненно, страстная дрожь пробегала по ее телу.

И вот она уже не страдала более от этого, она почти ждала признаний, с улыбкой выслушивала их. Сердце ее было полно затаенной радости. Она думала: «Я хороша, я обаятельна!» - и ей казалось, что разница ее лет с годами Мориса исчезла бесследно.

Котильон кончился. Зала превратилась в ночной ресторан, стали ужинать; и женщины так держали себя, что действительно напоминали ресторанную обстановку. Никто уже не думал о растрепавшейся во время танцев прическе, о дурно сидевшем платье; там и сям у корсажей блестели туры котильона. Мужчины и женщины забавлялись как дети. Нажимали электрическую кнопку и зала на мгновение погружалась в полную темноту, пользуясь которой, губы льнули к обнаженным плечам.

Жюли и Морис Артуа, сидя друг против друга, говорили очень мало; они рассеянно слушали, что говорят их соседи. Их взгляды неуклонно встречались с той истомой, с какой новобрачные ждут минуты, когда они останутся вдвоем.

Дневной свет бледнеющего голубовато-стального неба уже пробивался сквозь щели гардин и стеклянные двери коридоров. Вместе с ощущением тяжести и утомления он возбуждал желание уже не ложиться спать, не делать этой бесполезной, ненормальной попытки лежать при дневном свете с закрытыми глазами.

Столы были убраны, оркестр разошелся, только кое-кто из любителей проиграл жадным до танцев парам несколько вальсов, несколько галопов… Затем, вдруг все кончилось; закрыли рояль, лакеи стали тушить лампы. Занавеси были приподняты, оконные ширмы раздвинуты и первый, красный, как бенгальский огонь, солнечный луч, разогнал запоздавших.

Морис, Жюли и Клара проводили последних гостей. Г-жа Сюржер заметила теперь бледность Клары.

- Ступай скорее спать, моя дорогая… - сказала она ей. - Не стой здесь, ты простудишься. Ты устала, у тебя нехороший вид.

- Да… - произнесла она. - Я нехорошо себя чувствую.

Она подставила лоб под поцелуй г-жи Сюржер, потом вернулась в дом и прошла в свою комнату.