Осени не будет никогда

– Или искусственные роды?

– А как же Светофор? Вдруг он умрет?.. Что ж, тогда о нем и памяти не останется?

– А я как же? Одна?

– Рожай! – смело предложил Слизкин. – Поможем! Общественность и все такое!

– Ты извини меня за то…

– За что? – Андрюшка сделал вид, что не помнит.

– Ну тогда, в раздевалке… Я еще сказала… Ну, что у тебя… яиц нет… Ты извини, я просто злая! Есть у тебя яйца…

«Какие же бабы дуры! – думал милиционер Слизкин, сидя на ступеньках поселкового отделения и лузгая семечки. – Дуры!!!»

Два часа назад ему вручили повестку в военкомат, и он точно знал, что не будет косить на здоровье, а исполнит священный долг каждого россиянина, охраняя покой таких дур, как Светофорова Катька.

На медкомиссии Слизкина неожиданно вызвал к себе военный комиссар.

– Знаю, что болен, – признался подполковник. – Знаю, что в армию не силком идешь, а по убеждению. А еще, парень, я ведаю, что ты с животными управляешься, как в цирке. Правда?

– Ну, конечно, не как в цирке, – скромно ответил призывник. – Так, кое-что…

– Поедешь в Москву, там тебе службу определят!

– С Абреком? – обрадовался Андрюшка.

– Кто такой?

– Да кобель мой! Абреком зовут! Выдающихся способностей служебный пес!

– Кобеля дома оставишь, – отказал подполковник.

– Да как же!..

– Приказ!

Слизкину выдали проездные деньги и конверт.

– Два дня на дорогу, явишься по адресу на конверте, туда же конверт и отдай! – отдал последнее распоряжение подполковник.

Были проводы, на которые пришла Катька на сносях и монинский участковый.

Бабка Нина щедро лила мужчинам водку, украдкой смахивала старушечьи слезы, а Катьку наставляла, чтобы, когда родит, тотчас младенца к груди приложила.

– Сейчас разрешают! А из сиськи он молозиво глотнет, в котором вся его будущая силушка.

– А почему «он»? – поинтересовалась Катька, которой трудно было на чем-нибудь сосредоточиться, кроме салата «оливье» с обилием в нем качественной колбасы.

– А вижу я тебя насквозь! – призналась бабка Нина.

– Понятно. Зачем я на ультразвук ходила?

Монинский участковый сказал тост, смысл которого заключался в том, чтобы Андрюшка служил от души и не посрамил чести сельской милиции!.. Перепил и спал прямо за домом в свекольной ботве.

А потом Слизкин ехал сутки в купейном вагоне в столицу нашей Родины Москву, обозревая по пути с верхней полки необъятную Россию, в которой, когда ненастный день – повеситься хочется, а лишь солнышко выйдет из-за православных туч, непонятная радость завладевает душой…

За пять долларов Слизкина провезли через всю столицу, доставив по указанному на конверте адресу к большому зданию.

– Пентагон! – объяснил таксист.

– Ага, – расплатился приезжий.

Он вошел через огромные двери, за которыми находилась пропускная система, через нее даже генералов прогоняли. Глупость, конечно! Офицеры звенели наградами и звездами, лишь на Слизкине магнитная рамка передохнула.

При нем вскрыли конверт, забрали паспорт, а потом его повели к лифтам два прапорщика.

– Да не сбегу я, – удивился Андрюшка.

– Так надо, – ответил один из прапоров.

Другой поинтересовался, почему Слизкин такой рыжий, на что он резонно ответил, что папа рыжим был. Гены.

– Так просто?

– А чего тут мудрствовать!

Его привезли на одиннадцатый этаж и провели по длиннющему коридору к кабинету 1152, возле которого сидели мужики совсем не призывного возраста.

Принимали по очереди, и Андрюшка целый час зевал, пока не назвали его фамилию.

– Слизкин, – вызвал голос тихо, совсем не как в военкомате. – Зайдите, пожалуйста.

Таких больших кабинетов Андрюша еще никогда не видел. Все деревом зашито, огромный стол человек на сорок, картины на стенах с изображением батальных сцен и большой портрет Президента страны на стене.

Ну, подумал Андрюшка, глядя на приоткрытую комнатку под вождем, сейчас и маршал сам явится!

Ошибся. Из комнаты явился в большое пространство маленький толстый человек в штатской одежде, причем, в джинсах и толстовке «Nike», обтягивающей выдающийся живот.

– Слизкин? – спросил тенором человек в штатском.

– Я.

Толстый сел за письменный стол и принялся читать три исписанных листа, вытащенных из сопроводительного конверта.

– Между прочим, ваше личное дело.

– Интересно, – признался Андрюшка.

– Не очень.

Толстый читал еще минут пять, а потом спросил:

– На страну поработать хотите?

Его маленькие глазки были совершенно серьезны, а губы плотно сжаты.

– Хочу, – не мешкая, ответил Слизкин.

– У вас будет минимум информации из внешнего мира, минимум личного времени и максимум ответственности.

«Разведчиком засылают, что ли?» – прикинул парень.

– Подойдите и распишитесь! – попросил толстый.

Слизкин доковылял до стола, понюхал дорогой одеколон, испаряющий молекулы запаха с одежды человека в штатском, и почитал бумажку, которая являлась подпиской о неразглашении.

Андрюшка поставил свою закорючку и спросил:

– А чего не разглашать-то?..

– Там узнаете!

– А где?

Толстый так выразительно посмотрел на Слизкина, что у призывника отпала охота задавать вопросы, и он покинул помещение, стараясь чеканить шаг.

В автобусе, в котором везли Андрюшку, были закрашены окна, а от водителя салон отделяла глухая перегородка.