— Где я? — спрашивает он, оглядываясь и не слишком надеясь на ответ.
Вокруг чисто и светло. Майк лежит прямо на полу, на матрасе; справа и слева от него лежат ещё спящие люди с перевязанными головами, ногами, руками и всем, что только можно. Помещение больше похоже не на комнату, а на большую палатку. Белые стены колышутся от ветра, в окна падает свет.
— Вы… вы есть… — заминается девочка, добавляя что-то на родном языке. — Медицина… врач… больница! — вдруг вспоминает она слово. — Кобрин.
У этих русских такие странные названия. Кобрин. Интересно, далеко ли отсюда линия фронта.
— Больница, — повторяет он задумчиво, — зачем меня не убили?
— Мы не звери, — произносит она, зло глядя на Майка. — Вылечить.
Он слышал, что к пленным русские относятся неплохо. Не убивают, редко пытают, не помещают, даже, кажется, в концлагеря, а отправляют работать в западную Россию. Отправляют восстанавливать то, что они разрушили. Перспектива, должно быть, ужасная, но сейчас Майк не может думать об этом. Всё вокруг плывёт в каком-то мягком, тёплом тумане, который заволакивает разум.
Она достаёт откуда-то шприц с мутной жидкостью и показывает его Майку.
— Спать. Не болеть, — указывает она на шприц, будто спрашивая разрешения, и Майк кивает.
Он почти не чувствует, как игла входит в вену. Только видит её напряжённые, сосредоточенные глаза, обрамлённые светлыми ресницами. А ведь он совсем не знает, как её зовут.
Когда он просыпается, уже совсем темно. Голова не болит, и живот — тоже. Девочка сидит справа от него на коленях и перевязывает голову какому-то мужчине. У Майка никогда не было девушки. Мало кому интересен худощавый, тихий, черноволосый парень, интересующийся поэзией и философией, каких тысячи. Он никогда ни с кем не знакомился.
— Как вас зовут? — робко спрашивает Майк, волнуясь. Ему кажется почему-то очень важным знать её имя.
Девочка оборачивается к нему и несколько секунд недоумевающе смотрит.
— Таня, — коротко отвечает она после молчания. Отвечает не по-английски и не по-французски. Имена, в общем, везде звучат одинаково, но Майк чувствует, что сказала она по-русски.
Теперь это худенькое, маленькое существо в необъятно большом маскхалате обрело имя. Такое странное и необычное — Таня.
— Танья, — повторяет Майк, но у него выходит как-то по-другому: первая «т» больше похожа на «ч», и так мягко, как у неё, это странное «ня» не произносится.
— Та – ня, — поправляет она, чуть улыбаясь.
У неё чудесная улыбка: она немножко похожа на улыбку его мамы. Она улыбается ему, своему врагу. А ведь Майк убил двух русских. Нечаянно, в панике стреляя очередью, тратя все патроны за раз. Он запомнил, как они, бегущие рядом, вдруг как-то одновременно вскинули руки в небу и не упали, а легко осели на землю. Будто заснули. Он никогда не забудет.
— Танья… Та - н… ня. Таня. Та – ня, — с трудом выговаривает он.
— Я сестра. Врач… — морщась, говорит она.
— Медсестра? — догадывается Майк.
— Да! — оживляется Таня, — медсестра.
— Сколько вам лет? — спрашивает он, отчаянно боясь узнать ответ.
Девочка шепчет что-то, загибая пальцы и считая французские числа.
— Четырнадцать, пятнадцать… — тонкие пальчики сжимаются в кулак. — Шестнадцать! А вы?
— Мне девятнадцать. Расскажите что-нибудь, Таня, пожалуйста, — робко просит он, но девушка, кажется, не понимает его просьбы. Зато её понимает мужчина, сидящий на соседнем матрасе.
Он немного старше Майка и гораздо симпатичнее.
— Таня — медсестра, и это именно она вытащила тебя с поля боя, — на чистейшем английском говорит он, усмехаясь.
Девочка что-то говорит ему на русском, тот отвечает; Майк не понимает ни слова, кроме странного имени «Серьёжа»
— Сергей, разведчик, — произносит мужчина, обращаясь к Майку. — Таня не хочет, чтобы рассказывал, но я расскажу. Потому что из-за вас она здесь. Она даже школу не закончила. Прошла краткосрочные курсы медсестёр и уехала из Москвы сюда. Вы разбомбили её город. Вы убили её семью.
«Вы»… Майк не убивал.
— Ненавижу вас, — по-французски задумчиво говорит Таня.
Майк не знает, что ответить. Он пытался сначала понять, кто виноват в этой войне и кто же — главный злодей, но быстро понял, что это бесполезно. Война — это глупо. Миллионы людей умирают из-за… чего? Майку ничего не сделали эти дикие, странные русские, и он ничего не сделал им. Почему же нужна война?
— Меня зовут Майк, — вдруг говорит он, сам не зная, зачем.
Война — это так глупо. Это неправильно. А что же правильно?… Вот это, — отвечает он сам себе. Волосы, заплетённые в косичку. Внимательные серо-голубые глаза. Человечность.
— Майк, — повторяет она, делая это имя тоже русским.
— У вас много медведей? — вдруг по-английски спрашивает он.
Сергей хмурится, будто не понимая, а потом говорит что-то Тане — видимо, переводит вопрос, потому что в ту же секунду и на её лице появляется недоумение.