Осеннее равноденствие

Ты меня не нашёл, не увидел, не встретил.
То ли ты невнимателен был, то ли зол,
Я давно не живу в этом доме, на третьем,
Я, как птица, мечусь между вымерших зон.
Я латаю сандалии ниткой суровой,
Каждый новый стежок кровоточит и жжёт,
И вовек не пройти мне дорогой Христовой,
Мне то узок корсет, то сандалия жмёт.
По дорогам бредут вездесущие люди,
Среди них нет меня, мне их путь незнаком.
Нашей встречи с тобой в этом мире не будет,
Неживые цветы мне шептали о том.
Новый век, новый год – время бронежилетов,
У войны нет дорог – у победы есть цель,
Я мечтаю тебя увидать этим летом,
Не могилу украсив барвинком, – постель.

Платье из ситца

Вновь совещание, мамы нет, можно играть подольше,
Пусть на столе только винегрет, завтра сварганит борщик.
Завтра надёжнее, чем вчера, завтра на день постарше,
Будут и ночи, и вечера, что-то немного страшно…

Платье из ситца, из ситца бант, впрок и трусы нашиты,
Школьный отряд – трудовой десант, только не для элиты.
А впереди ещё медсанчасть, кровь, нашатырь, зелёнка,
Будут лечить, а потом встречать маленькую Алёнку.
Мама с сестрой и ещё пацан – добрый соседский парень.
Жаль, что не помню его лица, выехал в Заполярье.

В стареньком клубе идёт кино, зал переполнен. Душно.
В цыпках запястья и насморк, но дождь проливной снаружи.
Здесь мне тринадцать. Ещё дитя, а за порогом юность,
Бабки глазами потом съедят, если не оглянулась.

Что им, познавшим беду войны? Что мне, войны не знавшей?
Главное – вовремя не заныть: будет война и наша.
Вот уже тридцать и первый взрыв. Вот вертолёты кружат,
Клубы закрыты на перерыв, стынет в подвале ужин…

Я теперь мать, как судил меня Бог. Я для дитя – опека,
Снайпер убил меня. Как он мог, дом превращая в пекло?
А за порогом играет туш странный оркестр-моно.
Слышишь мелодию? Не нарушь звуками телефона.

Письмо

Счастье – иметь такой вид из окна:
Кота и оранжевую канарейку.
Знаешь, мой друг, приезжай-ка ты к нам,
Смотаемся вместе с тобою на реку,

Где в каждой песчинке и каждой волне
Отметины ставит моё мирозданье,
Где целый пролёт разбомблённого зданья
Живёт, отражаясь в тебе и во мне.

Где в каждой лягушке царевны намёк,
Где наши Иваны не стрелами бьются
И, солнечный жар выливая из блюдца,
Снарядов огонь подаёт «Солнцепёк».

Знаешь, мой друг, этот вид из окна…
Эти лягушки, принцессы и кошки…
Я пошутила с тобою немножко.
Не приезжай. В наших окнах – война…

Молитва о бабе Зине