Осеннее равноденствие

Но она по-прежнему здесь, и у нее есть свои сильные стороны. Например, допрос слабых, уязвимых, по какой-то причине не доверяющих мужчинам или очевидно сильным людям свидетелей. Причем дело было не только в том, что она женщина, само по себе это преимуществом не стало бы. Нет, Таиса умела подбирать правильную интонацию, улыбаться, смотреть как добрая подруга, которая обязательно поможет. Самым любопытным было то, что она даже не врала… Может, в этом и заключался секрет ее успеха? Она и правда верила, что сможет помочь, потом пыталась это сделать, так что с собой и миром она была честна.

Вот и теперь она быстро получила расположение Сони, это чувствовалось. На Матвея и Гарика девочка еще косилась с подозрением, а вот Таисе позволила подойти поближе и обнять ее за плечи. Этому не стоило удивляться: Соня слишком долго была одна. В интернате о ней заботились не плохо… и не хорошо. Здесь следили, чтобы она была здорова, насколько это возможно при ее диагнозе, и ухожена, ее эмоциональное состояние никого особо не интересовало.

Получается, после смерти матери, которая ее искренне любила, Соня осталась в полном одиночестве, в черном море осознания собственной ненужности. Как бы умна и сильна она ни была от природы, это слишком серьезное испытание для взрослеющего ребенка. Матвей сделал мысленную пометку: отыскать способ помочь ей. Пока же он просто слушал.

– Я думаю, что мама разбилась сама… Но не просто так, – признала Соня. – Она всю жизнь водила очень хорошо. Ей это было важно, нужно… Не только для заботы обо мне, я видела, что машина помогает ей успокоиться, когда совсем грустно и тяжело. Поэтому она и не поняла, что за руль ей больше садиться нельзя.

– Почему нельзя? – мягко спросила Таиса.

– Она болела… Долго. Больше года. И вот ведь какое дело… Она не сразу потребовала у тети деньги на мое лечение. Но она узнала, что такое лечение вообще возможно, ведь обычно спасают совсем маленьких деток… Я не была достаточно маленькой. А потом мама услышала про этот препарат и начала не только активно собирать о нем сведения, но и говорить о нем.

– С тетей Аленой в том числе?

– С ней – в первую очередь! Мама всегда доверяла ей, считала лучшей подругой… А это лекарство подарило ей надежду, которой у нас не было много лет. Тетя поддерживала на словах… Потом мама начала болеть. Сначала не очень сильно, она была так увлечена мной и моим лечением, что не обратила внимания на себя. Но постепенно симптомы нарастали, ей становилось все хуже… Настолько плохо, что даже она, никогда себя не жалевшая, не смогла это игнорировать.

Матвей бросил вопросительный взгляд на Таису. Она чуть заметно кивнула и снова повернулась к Соне:

– Расскажи про ее симптомы, пожалуйста. Сейчас это важно как никогда.

Надо же, она снова поняла его без слов… Это было удобно, но это же отзывалось странным неприятием внутри. Матвей отмахнулся от собственной необъяснимо эмоциональной реакции, он сосредоточился на ответе Сони.

– Там было разное… Сначала – просто боли. Боли в мышцах, по всему телу… Не было какой-то системы и особых условий. Заболеть могло что угодно, но боль всегда была не сильная, ноющая, иногда – не боль даже, а просто онемение. Мама списывала это на стресс и продолжала работать.

– Но стало хуже?

– Намного хуже! Нас подвело то, что все это было не быстро… Не было ощущения, что это развивается болезнь. Маме, да и мне тоже, казалось, что болезнь проявляется за недели, ну, или за месяц. А то, что тянется так долго… Мама считала, что это накопившаяся усталость. Когда у нее начали дрожать руки, она сослалась на стресс. Она поискала в интернете возможный диагноз, но ничего не нашла.

– И к врачу не обратилась?

– Нет, конечно… К врачам она возила только меня.

Кира, как и многие люди, ждала, когда же «пройдет само». Она годами жила здоровьем дочери, и собственное здоровье казалось ей чем-то естественным, одним из инструментов ухода за Соней. А оно неожиданно подвело…

Матвей не сомневался: Кира сообщала дочери не все. Наверняка были проблемы с желудочно-кишечным трактом, возможно, рвота, странный привкус во рту, кровотечения. Но это напугало бы ребенка, и Кира молчала.

Однако были симптомы, которые Соня не могла не заметить.

– У мамы стала странная походка… Сначала я решила, что это она пытается меня развеселить, специально ходит как пингвинчик какой-то… Я смеялась, а она смотрела на меня так, будто не понимает, почему, просто радовалась, что я смеюсь. Но скоро шутка стала надоедать, и я сказала маме, что не нужно больше… А она на меня так удивленно посмотрела и спрашивает: «Что – не нужно?»

– Она не понимала, что так ходит, – подсказал Матвей.