Осеннее равноденствие. Час судьбы

Саулюс не поднимает головы, сидит утонув в сигаретном дыму. Дагне жалко его, жалко себя и минувших лет, жалко погибшей веры в семейное счастье. Хоть кричи, так жалко, и ее снова душит желание закричать во весь голос, без слов, — разве боль может уместиться в тихом слове? И радость в нем не уместишь. Дагна знает это, потому что всю ее жизнь радость и боль шли вместе, никогда ее не покидали. Когда родился ребенок, от счастья иногда хотелось летать, хотелось бежать по городу, обнимать каждого встречного и говорить: «Я счастлива, неужто вы не видите! Улыбнитесь мне, всему миру, потому что родился человек, и я его выращу…» Деревья казались зеленее, трава у дома сочнее, а розы, которые приносил Саулюс, не увядали долго-долго. «Ты теперь будешь любить его одного», — посетовал Саулюс. «О нет, вас обоих. Тебя еще больше, потому что ты мне его подарил». — «Это ты мне его подарила, Дагна…» Саулюс не спускал глаз с малыша, после работы пулей несся домой и уже с порога спрашивал: «Как он?..» Дагна говорила Наглису самые прекрасные слова, показывала высокое небо, ясное солнце, опустившегося на балкон голубя и темнеющий вдали старый парк. Младенец морщил лобик, махал ручонками, тихонько сипел, даже ночью не нарушал родительского сна. Однажды Дагна, прижавшись к спине Саулюса (она любила засыпать так), прошептала: «Когда Наглису будет два годика и он уже станет бегать, у нас появится дочка, правда?» — «О, это очень просто делается», — пошутил, не оборачиваясь, Саулюс, и эти слова обидели Дагну, но ненадолго. «Ведь красиво, когда двое, правда? Мальчик и девочка. Двое ребят обязательно. Я-то знаю, как трудно расти одной…» — «Нас было трое, но я рос один», — сказал Саулюс.

Наглису было два месяца, когда к Дагне впервые пришла эта страшная мысль, и она тогда долго и безудержно рыдала. Дома она была одна, никто ее не слышал. Но минуту спустя она сама уже не понимала, как могла подумать такое. Подхватив Наглиса на руки, носила, прижимала к груди, баюкала и все время чувствовала, что кто-то невидимый стоит рядом и не отходит. Ночью ей приснился кошмарный сон, она проснулась в холодном поту. Боялась заснуть и до утра не сомкнула глаз. Саулюсу не обмолвилась и словом, чтоб не высмеял, ведь она и сама понимает, что зря вбила себе это в голову… Но как справиться с этим страхом? Взяла книжки, какие только были, прочитала от корки до корки. Уложила ребенка на кровать, раздела и рассматривала, как чужого. Осуждала себя, стыдила, но легче от этого не становилось. Знала, что надо сходить к врачу, но медлила. Наконец собралась-таки в поликлинику. Молодая врачиха спросила, на что она жалуется. Дагна попросила: «Посмотрите его, доктор». — «Спит?» — «Спит». — «Ест?» — «Ест». — «Очень хорошо, это главное, значит, здоров, — говорила врачиха. — Грудью кормите?» — «Грудью». — «Приучайте к морковному соку, потом к манной кашке…» — «Но, доктор, вы как следует посмотрите», — еще раз попросила Дагна, потому что слова врачихи не рассеяли ее страха. «Чего вы еще хотите, симпатичный младенец!» — вспылила врачиха. «Вам не кажется, доктор?.. — Дагна задохнулась, ей впервые пришлось заговорить о немощи своего ребенка. И она искала слова, самые простые, чтоб ей самой они не показались страшными. — Не кажется ли вам, доктор… что ребенок как будто только что родился?» Дрогнувший голос Дагны, по-видимому, вывел врачиху из состояния дремотной усталости, она попросила еще раз распеленать младенца, осмотрела, взвесила. Действительно, медленно развивается, слишком медленно… Хотя еще рано что-нибудь утверждать. «Зайдите еще раз». Несколько дней спустя Дагна снова сидела в приемной поликлиники. Юной врачихи не было, Дагна даже обрадовалась и попросила, чтоб ее приняли в соседнем кабинете. Тщедушная женщина, похожая на девочку, играющую в доктора, несколько минут спустя произнесла: «Не стану пугать, но обязана сказать правду: плохо. Надо срочно ложиться в больницу. Сейчас же…» Дагне почудилось, что все время неотступно следовавший за ней призрак расхохотался.