Осенняя Осанна

Доподлинно неведомо что уготовано мне судьбой, буду ли я нецелованным девственником во все дни жизни своей, либо скреплюсь таинством венчания с музой, неведомо каков мой путь, но ныне я пишу сие писание стоя на перепутье, ибо многое зависит от решения девы, однако и я также наделен выбором. Практически целый год я записывал сюда свои мнения и жизненные усмотрения, вот приблизился двадцать пятый год моей земной жизни, и я с непоколебимой гордостью могу величать себя нецелованным девственником, в этом году я повстречал удивительную уникальную девственную девушку, ту, которую я нарек в помысле своем Ангелом Целомудрия, и она хранила меня, не покушалась на мою честь, потому что чиста телесно и душевно. Не каждому посчастливиться встретить на своем жизненном пути подобное благочестивое создание, но я надеюсь каждый прочтет сие девственное творение пера, которое держит рука не касавшаяся страстно до тела женского, на оные строки взирали очи не видевшие воочию обнаженное женское тело, а значит, сим словам можно довериться, ведь они жизненно правдивы.

2014 г.

Случайный знакомый

К сожалению, я не обладаю даром вразумления

и ты тому доказательство.

Ведь мы несем ответственность не только за тех,

кого любим, но и за тех, кто любит нас.

Обрывком дневниковых тайн станется сей творение, которое схоже с письмом, может быть, потому что оно и является таковым. Сложение слов, художественное преобразование мыслей начнется с того, как я утратил надежду отыскать в Любимой нечто вразумительное. Многие месяцы во мне жила вера в ее сердце, которое пускай тайно, но всё же любит меня и однажды, пускай и в старости, но отзовется на мои искренние чувства, однако всё рухнуло после нашей непродолжительной переписки. После которой выяснилось, сколь холодна и бесчувственна она, сколь я противен ей и не нужен ей, она не любит меня и никогда не любила. Мне невыносимо больно принимать оную правду, труднее только писать о том злоключении.

Оные горести сердечные сподвигли душу мою вспомнить об обещании моем – быть всю жизнь верным единственной Любимой. Словно в забытье находясь, позабыл о верности, о долготерпимости, о снисхождении, и о милосердии. Ведь если я отрекусь от слов своих, то стану лжецом и обманщиком, пускай она меня отвергла, главное мне не отказаться от нее, не сочинительно, но правдиво. Воистину скажут о том, что я заложник писания, и будут предельно правы, ибо я, сколь письма скрепляют печатью, так и я затворяю уста свои и говорю письменностью, которая не угаснет звуком, сохранится на многие лета. Я не вынужденно так поступаю, наоборот, весьма решительно и осознанно, мои дела верностью подкрепляются обещаниями словесными, подобно и словеса защищены поступками любви творческой.

Верность для меня, это прежде всего хранение девственности моей, нецелованности моей, избегание картин и женщин прельстительных, ожидание возвращения Любимой, невзирая на теченье лет, постоянная память о ней единственной, написание портретов и разглядывание фотографий, впрочем, с сожалением, ведь снимки сделаны не мною, и меня нет на них, я не был в те мгновения ее жизни, и о том стоит горько плакать в одиночестве маленькой комнаты. От горьких слез не скрыться, я верен им, по-прежнему непрестанно жалею себя, мне жалко, что она обозвала меня случайным знакомым в ее жизни. Несомненно, она верна своему сердечному избраннику, они помолвлены (хотя длительность помолвки явственно указывает на лживость либо безответственность тех заверений), потому храня ему верность, всячески гнушается моего внимания, избегает меня, не разговаривает, в письмах слабоумна и цинична, тем самым принижая мое достоинство и мою человеческую значимость, отвергает меня, дабы я перестал быть соперником ее жениху. Предельно ясно можно объяснить поведение Музы, однако последствия она не сумела предугадать, скорей всего она жестокосердно желала разбить мое слабое сердце вдребезги, до этого умело заморозив, лишь поэтического сердца возжелала, однако закрывая глаза на правду, именно ее одну и стоит любить, ибо она меньше всех этого заслуживает. Изменить в сторону добродетели возможно только любя, охладить свою любовь означало бы разувериться в Божьем промысле, означало бы бросить ее на растерзание циничного расчета и лживого рационализма, означало бы потерять человечность. Не желая стать предателем, я сколь и всегда буду любить сей вольную и невольную предательницу.