Осенняя рапсодия

– Почему, мам? – чувствуя зарокотавшие где-то внутри признаки обиженного раздражения, тихо спросила Марина. – Ты что, меня в статусе брошенной жены меньше любила бы?

– Да ты не злись, дочь! Почему ты на меня все время злишься? Каждая мать хочет видеть своего ребенка счастливым и успешным, имеет на это полное право!

– Ага. И ставит при этом непременное условие. Будешь успешным – буду любить. А не будешь – уж извини-подвинься? Так, что ли?

– Ты чем-то раздражена, Марин? Что с тобой? Я так понимаю, все же хорошо закончилось?

– Нет, мам, я не раздражена. Просто… Наверное, я просто устала…

– Но я же чувствую, что ты раздражена! На Олега обижаешься, да? А ты не обижайся! Или делай вид, что не обижаешься! Терпи! Семейные отношения большого терпения требуют! И вот что я тебе еще скажу, дочь…

Марина вздохнула, сжала зубы, отвела руку с трубкой от уха подальше, чтоб не слышать очередных материнских педагогических экзерсисов. Иногда ей казалось, что мама, обсуждая ее семейную жизнь, испытывает что-то среднее между пресловутой женской завистью и обостренным материнским самолюбием. Сумела-таки, мол, моя дочь абсолютно удачно устроиться в личной жизни, особенно на фоне моей, неудавшейся…

Свекровь, позвонившая в этот же вечер, в своих высказываниях была более лаконична. Марина явственно услышала в ее голосе прозвучавшие нотки облегчения. А в конце разговора – о, чудо! – свекровь принялась ее хвалить и зазывать в гости, чего отродясь не делала. По устоявшейся с годами традиции в гости к маме Олег ездил один. Иногда – с Машкой. Как объясняла свекровь – она имеет право на «личное единение с сыном». А тут – в гости зовет! Да еще так настойчиво! Это ж надо – не было бы счастья… Впрочем, счастье это тоже можно поставить под большое сомнение. Не больно-то и хотелось ехать к тебе в гости, дорогая свекровушка. Хочешь «единиться с сыном», и единись на здоровье. Никто и не претендует.

На прежней работе ее встретили с объятиями и поцелуями. Наташка даже стул опрокинула, когда из-за стола выскочила, бросилась к ней на шею, будто к маме родной. И Анна Семеновна затопотала от своего стола, переваливаясь тяжело, заговорила с одышкой:

– Милая ты моя Мариночка Никитична… Как же хорошо, что вы вернулись! А мы тут без тебя зашиваемся…

– Что, работы много?

– Да нет, не так уж и много, просто Лев Борисович без вас весь искапризничался – то ему не так, и это не этак! Что ни сделаешь, все под лупой рассматривает. Не доверяет он нам. Теперь, стало быть, успокоится… Ой, как же я рада вас видеть, Мариночка Никитична!

– И я! И я! – запрыгала вокруг нее Наташа. Потом остановилась резко, моргнула густо накрашенными короткими ресничками, проговорила с придыханием: – Я так рада, что даже и курить не буду больше… Хотите, Марина Никитична?

– Хочу! – смеясь, хлопнула себя по боку ладошкой Марина. – Ловлю на слове, дорогая моя! Вот только попробуй притащи еще раз из коридора табачный дух!

– Да нет проблем! Я сказала – я сделала! – выставила впереди себя обещающе ладошку Наташа.

– Послушайте, Марина… – потянула ее в свою сторону Анна Семеновна, почти припав губами к уху. – А это правда, что ваш-то к вам обратно на коленках приполз? Он тут без вас поначалу гоголем ходил, все с Настей-секретаршей женихался, а потом вдруг сник… Как он к вам пришел-то? Что сказал? Понял, что жена, какая бы ни была, все равно лучше молодой соплюхи? Лев Борисыч-то ее уволил…

– Ой, да несправедливо он ее уволил! – встряла в разговор неугомонная Наташа. – Настька вообще девчонка классная, просто у нее подружка умерла и дочка осталась… А Настька хотела ее к себе забрать и уехала, а он…

– Помолчи, сплетница! – резко осадила девушку Анна Семеновна. – Кто тебя тут за язык тянет? Разговорилась…

– Так сами же начали! – распахнула обиженные глаза Наташа. Потом, углядев что-то в выразительном взгляде Анны Семеновны, подпрыгнула на месте, затараторила с новым вдохновением: – Ой, да! То есть, я хотела сказать, Мариночка Никитична, что я вовсе с Настькой и не дружила, и ни капельки даже! Раз она так с вами, то есть мужа у вас увела… В общем…

– Ладно, Наташ. Не извиняйся, – равнодушно проговорила Марина, проходя к своему столу. Сев на стул, прокрутилась вокруг оси, снова развернулась к застывшей посреди кабинета девушке: – Я и без тебя знаю, что она хорошая. И я хорошая. И ты хорошая. Вот и будем дальше жить, все такие хорошие… Давайте, что ли, чаю попьем? Я тортик принесла…