Святой отец, перебирая бусинки четок, что-то зашептал.
— Вы часто встречались с дядюшкой? — спросил Людовик, разрушая благочестивое настроение минуты.
— Корю себя за то, что реже, чем следовало, судя по последствиям, скорбно констатировал священник.
— На мой взгляд, — негромко проговорил Людовик, — дядюшка не заслуживал таких последствий.
— Не нам судить, сын мой, — наставительно проговорил отец Франсуа. Как сказано в «Послании Павла к Римлянам»: «Всякая душа да будет покорна высшим властям». А ваш дядюшка, упокой Господи его душу, — перекрестился он, — был гордецом, дерзнувшим судить о мироустройстве по-своему. За что и был предан очистительному огню! Как любой нераскаявшийся сектант и еретик! — Решительно объявил он, обжигая Людовика взглядом фанатика. — И возблагодарим Господа, надоумившего его задолго до бесславной кончины перевести купчую на дом на ваше имя, иначе…
— Интересно, кто же написал на него донос, — сказал Людовик, похлопывая по кожаному переплету книги.
— Не донос, а денунциацию, — поднял палец отец Франсуа. — Так будет правильнее. И о том, что я собираюсь послать сию денунциацию, ваш дядюшка был своевременно уведомлен. И не раз. Не внял!
Людовик отвернулся к окну, дабы скрыть от взора священника цвет ненависти, свинцовой тяжестью плеснувшей изнутри в лицо. За окном до горизонта тянулось поле, безмятежно колышущее готовыми осыпаться тяжелыми колосьями. Средь волнующейся яркой желтизны двигались две фигурки. Одна из них — совсем маленькая.
Людовик повернулся к священнику и заговорил с внезапной яростью:
— Но апостол Павел определенно говорил: «Надо допускать секты». А в Евангелии указано: «Пусть сорная трава растет до жатвы»!
— Осторожнее, юноша, — заиграл желваками на впалых щеках отец Франсуа. — Не стоит ступать на скользкую стезю, по которой уже не удалось пройти вашему предшественнику. И никому не удастся, — грозно предостерег он, вперяя в собеседника длинный указующий перст.
Глядя на него, Людовик вдруг вспомнил о старом неаполитанском предрассудке, о котором некогда рассказывала Марта: «Если у человека глубоко сидящие глаза, это говорит о том, что его голова переполнена самыми удивительными фантазиями». Беспричинно стало весело и захотелось узнать о фантазиях этой головы. А фигура с выставленным пальцем показалась чрезвычайно комичной.
— Простите меня, святой отец, — проговорил Людовик добродушно. — Я не имел права разговаривать в таком тоне с гостем.
— В лице которого ваш дом посетила сама Церковь, — подхватил священник.
Но и он смягчился, видя перед собой раскаявшегося молодого человека.
— Вы молоды, — спокойно и веско заговорил он. — А молодость имеет право на ошибки. Лишь бы они не переросли в неисправимые заблуждения. Но в том и состоит задача пастыря — вовремя вернуть в стадо заблудшую отцу. И потому, прежде всего я посоветовал бы вам избавиться от книг вашего дядюшки. Среди них — мало достойных внимания истинного христианина.
— Я как раз и занимался разбором библиотеки, — сказал Людовик, в глазах которого запрыгали озорные огоньки. — И должен признаться, содержание большинства из них представляют для меня полную абракадабру. Отчего же должен я их бояться?
— Ну, большой опасности они не несут. К тому же самые богомерзкие из них были преданы огню. И все же…
— Взять хотя бы эту, — Людовик вновь раскрыл инкунабулу на известной странице. — Сказано: «Испытай силу слов». Но какая сила может скрываться в этакой бессмыслице?
— Вы почти буквально повторяете одно из наиболее разумных высказываний вашего дядюшки. А видит Бог, я никогда не отказывал ему в уме! И ваш заблудший родственник всегда подчеркивал, что если не знаешь точно, к чему стремишься, то не помогут ни книги, ни советы мудрецов. Именно заблуждение и невежество, а также нежелание прислушаться к слову Божьему и толкают несчастных на поступки неразумные.
— Благодарю вас, святой отец. Я подумаю над вашими словами, совершенно искренне сказал Людовик. — И самым тщательным образом разберусь с библиотекой. И уж постараюсь отличить «истины веры» от «ученых мнений».
16
— Надоела эта бодяга! — возмутился Федор. — Скукота, зубы ломит.
— Понимаю, соскучился по приключениям, — сказал я. — Щас сделаем!
— Нет, — покачал он головой. — Недостоверные мои приключения. Да и я какой-то…
— Ходульный, — сочувственно подсказал Торопцев.
— Во-во, — нехотя согласился Федор.
— Ну, тогда давай продолжим историю Людовика и Мадлен, — как можно мягче сказал я.
Но и это предложение не вызвало у Федора прилива энтузиазма.
— Не хочу, — капризно сказал он. — Не хочу трагического финала. И так уже все понятно.
— Ну, знаешь, — уже не выдержал я. — Хочу, не хочу… Как загоню сейчас… Куда Макар телят не гонял…
— Какой Макар? — заинтересовался Федор.
— Брось, — выступил Саша в роли миротворца. — Давай лучше еще возьмем, посидим, поболтаем…
Но в зале вдруг погас свет. Тут же включился. Буфетчицы давали знак лавка закрывается.
— И тут невезуха, — угрюмо посетовал Федор.
— Что ж, по домам. Работать, — деловито сказал Саша.
— А тебя куда? — тоном таксиста поинтересовался я у Федора.