Осенние дали

Мысли его, как это часто случалось за последнее время, были далеки от трассы. Он не видел отцветающей калины с опавшими бело-розовыми лепестками, не слышал пересвистывания щеглов, мухоловок; с болезненным упорством думал главный инженер об одном — о своей развалившейся семье.

«К чему стремятся люди? Чтобы жить в свое удовольствие? Тогда Варвара права: разонравился муж — заводи другого или бери любовника. Если же человечество, как и во все века, стремится к усовершенствованию, оно не может обойтись без сознания долга, хоть это кое для кого и звучит банально. Нельзя бесконечно твердить: «Любовь. Свобода чувства». Так и вторую жену (или мужа) бросишь, и четвертую, объясняя все тем же «чувством». Разводы стали  э п и д е м и е й, а должны бы быть редким и печальным  и с к л ю ч е н и е м. Семья создается во имя детей. И разве может вызвать уважение тот из родителей, который обрекает своего ребенка на полусиротство, безудержно отдаваясь любовной страсти?»

Газик тряхнуло на ухабе, Камынин выглянул. На мосту стоял громоздкий скрепер, доверху наполненный песком. На суходол под мост, разбрызгивая грязь, подошел самосвал, водитель, все время поглядывая наверх, остановил его в точно определенном месте. «Даешь, Сеня!» — крикнул он. Скреперист наверху открыл ковш, из огромного, шестикубового чрева машины с шумом, шорохом посыпался песок. Направленный умелой рукой, песок валился, словно в пасть, в кузов самосвала, стоящего как раз под широким отверстием в мосту.

— Стоп. Отбой, Сеня! — крикнул снизу водитель, и скрепер закрыл свое чрево.

Груженый самосвал отошел. Андрей Ильич сделал знак шоферу заглушить мотор, вылез из кабины. Под мост на суходол вкатилась трехтонка, получила свою порцию песка и зарулила к линии трассы.

— Ловко приспособились, — одобрительно проговорил Камынин, подходя к скреперисту.

Тот узнал главного инженера, поздоровался. Выглянул из своей будки и водитель трактора.

— Кто вас надоумил? — спросил Камынин. — Сами?

Скреперист спрыгнул на землю, неловко отряхнул широкие подвернутые штаны комбинезона. Его большие грубые ботинки были по щиколотку перемазаны незасохшей глиной.

— Нет, — ответил он. — Карьерские. Загружать автомашину дело долгое, да и сколько рабочих рук надо, труда положить… ну, а мне что? Вижу, правильные слова говорят, и согласился подсобить. Мы и гравий так загружаем.

— Отлично, — похвалил Камынин. — Толково приспособились. Позвольте, а мне ваше лицо знакомо. Я с вами уже где-то встречался.

Он пристально вгляделся в здоровяка-скрепериста. Парень стоял несколько сконфуженный вниманием, но с видом человека, сознающего свою силу, сноровку. Плечи у него были не по возрасту тяжелые, губы толстые, добрые, волосы из-под грязной, замасленной кепочки отливали спелым льном, а небольшие голубоватые глаза смотрели приветливо, внимательно.

— Я думал, не вспомните, народу-то у вас тыщи, — застенчиво сказал скреперист. — Встречались, точно. Весной еще, в мае. Во дворе МДС. Я нож поломал у грейдера-струга, меня Горбачев и того… а вы в аккурат приехали и заступились. Я еще на скрепер запросился, вы и тут помогли. Вот я и работаю.

— Помню, — улыбнулся Камынин. — Вас звать Семен…

— Юшин, — обрадованно подсказал скреперист.

— Да, да, — кивнул Камынин. — Значит, управляете теперь любимой машиной? И, как видно, неплохо? Я вот у вас вижу и другое новшество: трос на скрепере вдвое больше нормальной длины. Тоже вам кто подсказал? Зачем это?

— Тут сам придумал и… вроде оправдывает себя, — проговорил Юшин. — Гибкий трос шестнадцати-восемнадцати миллиметров, он очень дефицитный. Две-три недели — и обрывается. А где достать? На скрепер его надо сорок пять метров. Вот я взял да и заправил добрую сотню… с запасом. Износится передняя часть троса управления, я конец в два-три метра обрубаю и зафасовку скрепера произвожу протягиванием троса за счет запаса. Большой результат получается!

— Отлично, товарищ Юшин! — воскликнул Камынин. — Другие скреперисты знают? Поделиться надо опытом. Это мы устроим.

Газик покатил дальше.

«Вот тоже плод любви, — покачиваясь на пружинистом сиденье, размышлял Камынин, возвращаясь к прежнему вопросу. — Ведь новатором стал Юшин. Если бы любовь всегда облагораживала, приносила счастье людям, не была слепой! Может, когда-нибудь и наступит такое время?»

Он насупился, подавил вздох.