– Если честно, то поначалу да. Но потом я решил жениться на ней... И знаете, что она мне заявила?
– Приблизительно знаю... Что она любит Самсонова, журналиста...
– Вот именно... И тогда я сделал все, чтобы его взяли в Москву, на телевидение...
– Так это вы его отправили? А разве вы ничего не знали о Захарченко, его друге, который ухаживал за Ирой?
– Нет, меня не интересовали никакие захарченки... Вот Самсонов был действительно помехой...
– И что же было потом?
– Вот посмотрите на меня... Как вы думаете, я могу еще нравиться женщинам?
– Наверное... Вы очень обаятельны...
– Я старая калоша... Но она влюбилась в меня... Ирочка Литвинова полюбила меня... И знаете, как я об этом узнал? Я простыл, а она за мной ухаживала... И потом, когда я выздоровел, у нас была такая страсть... Она вернула меня к жизни...
– Вы хотите сказать, что она стала наконец-то вашей?..
– Почти... То есть страсть-то была, да я подкачал... Но она сказала, что для нее это не имеет значения... Она... мы с ней стали друзьями, хотя она и позволяла ласкать себя... А я страдал... Я не люблю проигрывать...
– А что было потом?
– Я перевел на ее счет в банке крупную сумму денег, чтобы она ни в чем не нуждалась и жила в свое удовольствие, и сказал ей об этом. А потом сделал ей официальное предложение... И вот на следующий день, как раз это было первого ноября, она ко мне не пришла... А второго числа ее нашли на берегу реки... Я ее едва узнал... Над ее лицом поработали раки... Господи, какой ужас!..
Наталия подумала о том, но женщины, связавшие каким-то образом свою жизнь с этим человеком, почему-то заканчивали свою жизнь трагически... Но почему?
– Я не знаю, почему мне не везет с женщинами... Вернее, это
– А сейчас вы собираетесь жениться на Саре?
– Это она вам сказала?
– Нет, просто, когда мы только вошли, вы назвали ее «лапуней», а так обращаются в основном к близким людям...
– Все правильно... Сара чем-то напоминает мне Ирочку... Она такая же решительная, жесткая и организованная... Кроме того, не забывайте, что я живой человек и тоже страдаю от одиночества... По-моему, это так естественно... Да и Сара тоже совсем одна... Я доверяю ей, вот в чем все дело...
– У вас есть сын? – Наталия все то время, что находилась в квартире Монахова, пыталась увидеть где-нибудь фотопортрет Германа, но так ничего такого и не заметила.
– Да. Но он шалопай...
– Что это значит?
– А то, что он совершенно от рук отбился... Учится плохо, учителя на него жалуются... Начал курить, распробовал пиво... А один раз я застал его здесь с какой-то девицей... Понимаете, он же не дурак... Он же понимает, что я люблю его и что все, что есть у меня, рано или поздно будет принадлежать ему... Он считает, что ему все позволительно...
– А где он, кстати? – спросила Наталия дрогнувшим голосом.
– Где? Думаю, что остался ночевать у своих друзей... Ему утром звонили Жорж и Лари... Что вы так удивляетесь? Жора и Валера, если вас так больше устроит... Но им больше нравится, когда их зовут Жорж и Лари... Это самые близкие друзья моего сына и, кроме того, являются сыновьями моих друзей, Зименкова и Котельникова... Мне бы хотелось, чтобы они так и дружили дальше... Тоже шалопаи, как и Гера, но способные и учатся куда лучше его... Я вас не утомил своими разговорами о сыне?
– Нет-нет, что вы... А вы не могли бы показать мне его фотографию?
– Могу, конечно... – Он тяжело встал и пошел вразвалочку в другую комнату, как раз ту, где
«Это он. Какой ужас...»
– Красивый мальчик, верно?
– Давайте еще выпьем... – Наталия налила в бокал Монахову остатки коньяка. – До утра еще все равно далеко...
Она посмотрела, как он выпил, и почувствовала себя страшно виноватой. Ну вот она добилась чего хотела... А что дальше?
То, что они были как-то близки с Литвиновой, еще не доказывает связь их романа с ее самоубийством... Ей бы радоваться, что она, предположим, выходит замуж за Монахова или, во всяком случае, что сумела его в себя влюбить... Разве что она утопилась с горя, когда узнала, что Самсонов, которого она боготворила, бросил ее, наплевав на ее чувства и уехав в Москву?.. Это мало походило на правду.
Решив, что отступать поздно и что теперь, когда она выяснила, что Герман, который был у нее вчера утром и которого она видела в морге, является (вернее, являлся) сыном Монахова, ей не оставалось ничего другого, как задать ему остальные, не менее важные, на ее взгляд, вопросы:
– Скажите, Константин Андреевич, Герман не говорил вам, куда и с кем он сегодня пойдет или поедет... У него была машина?
– Нет, я ему не разрешал ездить на машине... Пускай сначала поучится, сдаст на права, а там посмотрим...
– Ему вчера никто не звонил?
– Звонили Лари и Жорж...
– И все?
– Не знаю... Меня днем-то дома не было...
– А когда вы видели его последний раз?
– Часов в девять или в половине девятого... А почему вы меня об этом спрашиваете?