— Что правильно… — Слава посмотрел в окно. — Взять мир за горло. Швырнуть на колени, чтобы каждый понял свое место. И погнать вперед, к счастью. Пинками.
Скицын молчал, глядя на него. Тихо сказал:
— Ты ведешь себя так, словно на днях тебе явился ангел. И возвестил, что Господь уходит в отпуск, и поручает тебе присматривать за человечеством.
— Если даже и так, что в этом трагичного?
— Ничего. Просто учти, что пинки придется отвешивать и по моей внушительной заднице. Мне очень не нравится, когда меня ведут к светлому будущему.
Визитер кивнул:
— Это меня и смущает. «Что такое счастье — каждый из них понимал по-своему…» Пойду я, Степан.
— Я провожу тебя до остановки, — Скицын отвел взгляд. — Если ты решительно не хочешь продолжить посиделку.
— Мне надо кое-что написать. Извини.
Ему казалось — или Визитеры уже успели так нагадить в городе? Ярослав ехал в полупустом вагоне метро, сквозь тяжесть опьянения всматриваясь в лица. Люди казались напуганными. Потерявшими не то что «уверенность в завтрашнем дне», а просто веру в следующий час.
Зарову хотелось узнать, чем закончилась схватка. Хотелось услышать ехидный комментарий Славы — и провалиться в сон. Хорошо они посидели, что ни говори. Особенно, после того как к Тиме ввалились Птицын — с криком «где мой любимый писатель?» и Володин, молча ткнувший его под ребра и ласково сообщивший — «а, приехал, монстр…»
Хороший был вечер. С перемыванием косточек десятку его коллег, обсуждением слепцов-издателей и придурков-книгопродавцов… из числа которых деликатно были исключены присутствующие.
…Ярослав вышел из метро около полуночи. Не самое полезное для здоровья время. Он пристроился к маленькой группке людей, шедших в нужном направлении, и прошел с ними почти до самого дома. Нырнул в тускло освещенный подъезд, быстро поднялся по лестнице, отпер дверь.
Глупо все-таки было бы получить по затылку от какого-нибудь обкуренного юнца.
Горел свет. По всей квартире. В прихожей, в кухне, в комнатах.
Было очень тихо. Он захлопнул дверь, шагнул.
— Слава!
Тишина.
Заров, не раздеваясь, прошел в комнату. Никого. Мелко исписанный лист бумаги на столе, придавленный плейером. Рядом — револьвер.
Ярослав сел у стола. Опьянение пропало, словно он сунул голову под ледяную воду. Он взял листок, где его почерком были написаны чужие слова.
Ярослав вытянул из пачки сигарету, закурил, не отрывая взгляда от бумаги.